Любимец зрителей

Ирен долго повторяла про себя эти слова. Для Мофранов и Жюссомов ребенок оставался мальчиком Амалии. Они были бы оскорблены, если бы у него отняли его имя. И сама она колебалась, словно боялась навлечь на себя несчастье, произнеся: Патрис.

Вечером Иванова дня она была в саду с Джулито, который пытался ловить майских жуков.

— Мадам, вас к телефону, — позвала ее Франсуаза.

— Иду. Присмотрите за малышом.

Может, это Альбер, и он узнал что-нибудь новое. Немного запыхавшись, она взяла трубку.

— Алло, — сказал голос, и сначала она даже не узнала его. — Это комиссар Маржолен. Мое почтение, мадам. Вы не могли бы принять меня прямо сейчас? Это очень срочно. Я вас надолго не задержу, но тут дело такое, что по телефону я о нем говорить не могу.

— Речь идет о моем сыне?

— Да. Я буду у вас через полчаса.

Маржолен повесил трубку, а Ирен, как слепая, добрела до дивана. Значит, вопрос об усыновлении решен? Да нет. Не комиссару же сообщать ей об этом. И не в восемь часов вечера. И вдруг она поняла. Маржолен знал, как умерла Амалия. Он шел ее арестовывать. Нет, это невозможно. Тоже не выдерживает никакой критики. Голова у нее шла кругом. Почему комиссар намекнул на то, что речь идет о Жулиу? Может, отдел социального обеспечения решил отобрать его? Она металась от одной гипотезы к другой чувствовала, что все больше запутывается, но понимала, что сейчас произойдет что-то очень важное. «Если у меня отнимут его, я покончу с собой». Так всегда говорят, чтобы подавить панику и не утонуть в слезах.

Когда пришел Маржолен, она сидела, свернувшись в клубок и поджав ноги. Ну прямо бездомная нищенка.

— Вы пришли за Жулиу? — прошептала она.

— Вовсе нет, — удивленно сказал комиссар. — Я же только что ясно вам сказал, что речь идет о вашем сыне… Патрисе.

— Но он мертв.

— Да, конечно. Но вы скрыли от нас немало подробностей, связанных с его похищением. Я здесь для того, чтобы немного во всем разобраться. Знайте, что Мария Да Коста задержана сегодня днем в Тулузе при проверке документов. Она прибыла из Португалии, где отсиживалась с прошлого года после неудавшегося киднеппинга. Разумеется, никаких документов, оскорбления, сопротивление… Ладно, опустим… Кончилось тем, что она во всем призналась… Созналась, что была любовницей вашего мужа, что вы выставили ее за дверь, что она хотела отомстить за себя с помощью двух испанцев, которые, впрочем, скрываются до сих пор. Но нас сейчас интересует не это. Мария рассказала моим коллегам в Тулузе историю такую поразительную, что они немедленно связались с нами для ее подтверждения. Мария представляет дело так, будто ее сообщник, проникший сюда, спутал ребенка и утащил сына Амалии. Это правда?

Ирен медленно оживала. Она распрямилась и закурила сигарету.

— Правда, — сказала она. — Когда тот тип увидел, что Амалия прижимает к себе ребенка, он подумал, что это Жулиу. А это был Патрис, которого Амалия взяла к себе, потому что он был не совсем здоров… Мы сразу поняли, почему он ошибся.

— И должны были нас предупредить. Я не знаю, насколько вы отдаете себе во всем отчет, мадам. Я даже не говорю о том, что вы нанесли оскорбление властям; судебный следователь в свое время этим займется… Но я думаю о последствиях.

— Каких последствиях?

— То есть как это каких? Вы уж, мадам, не сочтите за труд немножко задуматься. Мария прекрасно знала маленького Жулиу. Не было никаких причин держать его у себя; но поскольку ей очень нужны были деньги, она подумала — тут я вам повторяю то, что мне сказали коллеги из Тулузы, — она подумала, что, потребовав выкуп, что-нибудь получит: Клери заплатят за сына своей служанки. Но когда она поняла, что для того, чтобы спасти своего сына, вы готовы, — и ваш муж, и вы, скрыть правду и бросить на произвол судьбы Жулиу — других слов я не нахожу, — она рассвирепела. Что бы вы сделали на ее месте?

— Прошу вас, комиссар. Ни за что мы бы не бросили Жулиу. Но ведь торговаться нам не было запрещено.

— Именно это и показалось ей гнусным. И вот, в тот день, когда ваш муж поехал отвозить чемодан на вокзал в Лe-Мане, в день, когда Ла-Рошетт остался практически без всякой охраны, она, осмелев, отправилась с Жулиу к Амалии. И задурила ей голову, что было, без сомнения, несложно, вы ведь заставили бедную женщину играть роль противоестественную. А главное, Мария предложила Амалии обменять ее сына на Патриса. Какая мать не согласилась бы на это?.. Амалия даже согласилась, чтобы ее ударили кулаком по лицу, и здорово ударили. Надо же было сбить вас с толку.

— Что?.. Амалия стала сообщницей…

— В каком-то смысле, да.

— И она будет признана виновной в смерти моего мужа и моего сына?

— Виновной, это, может, слишком громко сказано. Но она этому попустительствовала, а после трагедии сама сгубила себя. Впрочем, выбора у нее не было. Видите ли, мадам, если бы вы с самого начала говорили правду, мы бы немедленно сообщили средствам массовой информации… Мария и ее сообщники оставили бы в покое Жулиу, потому что дело их не выгорело, и вы бы не были в трауре.