Любимец Гитлера [Русская кампания глазами генерала СС]

Другая волна немцев, еще более значительная, вылилась в юго-восточной части леса, пытаясь достичь Лысянки через степь. Для обоих серьезную трудность представлял переход через речку. Я тщательно изучил по карте конфигурацию этого препятствия и решил избежать его, спустившись ночью прямо к Лысянке, разбросанной по обе стороны реки. Таким образом я освобождал солдат от необходимости форсировать эту глубокую и быструю речку на открытой местности при пятнадцати или двадцати градусах мороза.

Нам удалось в свое время в суматохе захватить этот спасительный лес, и он поможет нам в темноте добраться до окраин города. Я готов был терпеть сколько потребуется, но в нужный момент по максимуму использую наше выгодное положение.

К несчастью, остальные, то есть десятки тысяч солдат, должно быть, сориентировались на запад и юго-восток. Юго-восточным флангом командовал один армейский генерал, впоследствии убитый впереди своих солдат; его сразу же заменил генерал Гилле.

К часу дня эта волна, преследуемая по пятам советскими танками, подкатила к реке. Три недели оттепели сильно подняли речку, достигавшую двух метров глубины на ширине в восемь метров. Мороз последних дней усеял ее острыми ледяными глыбами, о которые билось быстрое течение.

Менее чем за полчаса двадцать тысяч человек оказались прибитыми к этому берегу. Артиллерия на конной тяге, избежавшая уничтожения, первой бросилась в ледяную воду и льды. Берег был крут: лошади опрокинулись и потонули. Тогда люди бросились вплавь; но едва они выбрались на берег, как сразу же превратились в ледяные глыбы, их одежды примерзли прямо к телу.

Некоторые рухнули замертво, не выдержав переохлаждения. Большинство солдат предпочли раздеться. Они пытались перебросить одежду через реку. Но часто униформа падала в поток. Вскоре сотни абсолютно голых солдат, красных как раки, заполонили берег.

Танки противника жестко обстреливали эту человеческую массу на берегу у воды, превращая действо в кровавую резню.

Многие солдаты не умели плавать: обезумев от приближения танков, они гурьбой бросались в воду. Многие избежали гибели, ухватившись за наспех срубленные деревья, но сотни утонули. Берег был усеян сапогами, оружием, ремнями, сотнями фотоаппаратов; повсюду лежали раненые, неспособные пересечь реку. Но все же большая часть армии переправилась.

Под огнем танков тысячи и тысячи солдат, полуголые, блестя ледяной водой или голые как графины, бежали в снегу к далеким избам Лысянки.

* * *

В трехстах метрах от нас на дороге неприятельские танки по-прежнему держали свои башни на северо-запад в направлении второй зоны прорыва. Там напор тоже был массивным. Он на много часов частично оттянул на себя танки и пехоту Советов. Это отвлечение противника спасло нас. Ночь спускалась над этой трагедией. Эти отчаянные крики действительно разрывали сердце: призывы о помощи не находили ответа.

Несчастные собратья, с которыми мы начинали бой утром, теперь ночь и снег накрывали их, их окровавленные руки еще боролись в бесконечной степи против ужасной смерти.

* * *

Ожидая полной темноты, нижние чины собрали уцелевших солдат, разбросанных по лесу. Все части перемешались. Мы вели с собой даже десятка три советских военнопленных. Не осознавая ничего, они пробежали через гранаты и казаков, пытаясь убежать или как можно меньше доставить нам проблем.

Также мы укрывали в лесу многих гражданских, в частности молодых задыхавшихся женщин. Эти красивые украинки с бледно-голубыми глазами и пшеничными волосами не захотели попасть в руки Советов. Своему рабству они предпочли ураган этих боев на прорыв. Много таких беглянок были посечены пулями. Одна из них, великолепная, высокая, ослепительная девушка в красивом бело-голубом платке бежала среди нас во время последнего подъема по склону, гибкая, проворная, словно лань. Я видел, как она свалилась будто кегля, с оторванной танковым снарядом головой. У некоторых были светловолосые ребятишки, в ужасе от грохота и кошмара.

Без всякой пищи и питья с самого утра, мы жили горстями снега. Но этот снег еще больше усиливал жажду. Раненые, которых нам удалось спасти, дрожали от лихорадки. Как могли мы прижимались друг к другу, чтобы согреться.

С особой тревогой мы ждали исхода этого дня! Только тогда, когда танки не смогут видеть наши перемещения, наша колонна сможет оставить свое укрытие.

* * *

В половине шестого мы тронулись в строгом порядке. Сотни мрачных криков умирающих, разбросанных по степи, по-прежнему слышались вдали. По всему плато, закрытому советскими танками, из глубины долины, вытоптанной нами утром, без конца поднимались крики, мольбы о помощи, которые снежная ночь доносила до нас с трагической ясностью…

Сколько ужасных агоний было там! Сотни черных точек неумолимо забелил непрерывно падающий снег. Сотни тел оставались там в муках. Сотни душ стонали в этом заледенелом пространстве, в этом полном запустении… Мольбы о помощи, последние всплески надежды падали без отклика в бесчувственной степи.