Лицо ее закройте

– Боюсь, что эта часть моего рассказа может показаться вам весьма странной, но тогда мне казалось все естественным. Как вы понимаете, сцена перед ужином пора­зила меня. Я не могла поверить, что Сти­вен и эта девчонка помолвлены В конце концов, не он предал огласке новость, и на какое-то мгновение мне даже показалось, что он вообще не делал ей предложения. Ужин, как вы можете себе представить, прошел ужасно, потом все вели себя так, будто ничего не произошло. Конечно, Макси никогда не выдают своих чувств, но миссис Рис­коу ушла с Херном, и не сомневаюсь, они отвели душу – все обсудили и придумали, что можно предпринять. Но никто не ска­зал мне ни слова, хотя в каком-то смысле это больше всего касалось меня. Я дума­ла, миссис Макси поговорит со мной пос­ле того, как ушли двое гостей, но потом поняла, что она не намерена этого делать. Когда я поднялась к себе в комнату, мне стало ясно, что, если я ничего не пред­приму, то и никто палец о палец не уда­рит. Не могла я просто лежать у себя всю ночь, не узнав все до конца. Я должна выяснить правду. Само собой напрашива­лось – спросить у Салли. Я думала, если нам с ней поговорить с глазу на глаз, я все улажу. Понимала, что уже поздно, но у меня оставался один-единственный шанс. Я пролежала какое-то время в темноте, но, приняв решение, я включила свет и посмот­рела на часы. Без трех минут двенадцать. Мне в моем состоянии показалось, что не так уж поздно. Надела халат, взяла кар­манный фонарик и отправилась к Салли. Ее дверь была заперта, но свет в комнате горел – пробивался из замочной скважи­ны. Я постучала в дверь и тихонько позва­ла ее. Дверь очень плотная, вы, верно, заметили, но она должна была услышать меня, потому что я тут же уловила, как щелкну­ла задвижка, свет в замочной скважине по­гас – она, видно, встала подле нее. Я по­стучала и снова позвала ее, но сомнений не было – она не собиралась пускать меня; и я пошла к себе. По пути я вдруг поняла: во что бы то ни стало я должна повидать Стивена, я не могла представить себе, что лягу, ничего не узнав. Я думала – он, на­верное, ждет меня, хочет поделиться, обо всем рассказать, но самому прийти ко мне неловко. И вот я свернула от своей двери к его. Свет был погашен, я тихо постуча­ла и вошла. Мне казалось, что стоит мне только увидеть его, и все уладится.

– И что же? – спросил Далглиш. Время бодрой уверенности кончилось.

В ее некрасивых глазах была боль, ошиб­ки быть не могло.

– Его не было там, инспектор. Кро­вать была постелена на ночь, но его не было. – Она попыталась было вести себя как прежде и улыбнулась ему вымученной, Неестественной улыбкой. – Теперь-то я знаю, что он сидел у Боукока, но тогда это меня подкосился:.

– Представляю себе, – мрачно согла­сился Далглиш.

5

Миссис Макси сидела тихо и спокой­но, она сказала инспектору, что к его ус­лугам весь дом, но единственная прось­ба – провести расследование так, чтобы не потревожить мужа, человека тяжело боль­ного и не способного уже осознать, что про­изошло. Сидя за письменным столом, Далглиш наблюдал за ней и думал, что через тридцать лет такой же, верно, станет ее дочь. Сильные, ловкие, украшенные драгоцен­ностями руки недвижно лежали на коленях. Даже со своего места он видел, как они похожи на руки ее сына. Со все возрастающим ин­тересом он заметил, что ногти она стри­жет тоже очень коротко, как и сын. Ни малейшего признака нервозности. Она скорее воплощала собой мирное признание неиз­бежности этой процедуры. Нет, она не от­репетировала свою стойкость. Причина этой неподдельной безмятежности – во внутренней твердости, поколебать которую могло лишь нечто более серьезное, чем расследование по делу об убийстве. Она отвечала на его вопросы с преднамеренной вдумчивостью. Такое впечатление, что она сама оценива­ла каждое слово. Но она не могла сказать ничего нового. Она подтвердила показания Кэтрин Бауэрз относительно того, как было обнаружено тело, а описание предыдуще­го дня совпало с уже услышанным им. После того, как около половины одиннадцатого вечера мисс Лидделл и доктор Эппс ушли, она заперла все двери и окна в доме за ис­ключением балконной в гостиной и черно­го хода. Мисс Бауэрз была с ней. Они вместе взяли свои стакан и кружку на кухне – на подносе осталась только кружка сына – и вместе отправились спать. Ночь она спала пло­хо – прислушивалась, как там муж. Ни­чего необычного она не заметила, не слы­шала ни шума, ни голосов. К ней никто не приходил, вот только мисс Бауэрз при­шла рано утром и попросила аспирина. Она не знала о таблетках, которые якобы на­шли в постели ее мужа; полагала, что ис­тория эта маловероятна. По ее мнению, он ничего не мог спрягать под матрасом, миссис Балтитафт непременно нашла бы. Ей сын ничего не рассказывал об этом инциденте, предупредил только, что заменил таблет­ки на другое лекарство. Ее это не удиви­ло. Она решила, что он пробует какой-то новый препарат для своей больницы, хотя была уверена, что без согласия доктора Эппса он не станет прописывать отцу новое ле­карство.