Несомненно, мы имеем дело с отрывком, потому что данное стихотворение не имеет самостоятельного смысла. Отрывок, как можно думать, взят из прозаического, а не стихотворного произведения, потому что иначе переписчик выписал бы более обширную цитату, чтобы прояснить контекстом смысл этих стихов. Вряд ли в Лицее было два прозаических сочинения о Фатаме. Поэтому можно с некоторым вероятием допустить, что перед нами стихи из романа Пушкина. В восточных романах (вернее, стилизованных в «восточном вкусе») философского типа мы встречаем подобного рода четверостишия: ими обыкновенно формулируются или «оракулы», или надписи к различным предметам. Такой надписью к дивану является и настоящее четверостишие. К сожалению, оно мало проясняет содержание романа, так как нам не известно, ни в каком отношении к ходу действия был этот парчовый диван, ни в чем выражалась роль праотца Фатама в судьбе героя романа и имел ли касательство к событиям персидский султан. Во всяком случае четверостишие подтверждает предположение о наличии восточного элемента в романе Пушкина.
Меньше нам известно о комедии Пушкина. В письме Илличевского Фуссу 16 января 1816 г. говорится: «Кстати о Пушкине; он пишет теперь комедию в пяти действиях, в стихах, под названием Философ. План довольно удачен — и начало: то есть I-е действие, до сих пор только написанное, обещает нечто хорошее, — стихи и говорить нечего — а острых слов — сколько хочешь!». Мало дополняет это письмо сообщение Гаевского: «… он начал комедию в стихах: Философ…, но сочинив только два действия, охладел к своему труду и уничтожил написанное».
По-видимому, совсем не были написаны «Игорь и Ольга» и «Картина Царского Села». Последний замысел обыкновенно связывают с «Воспоминаниями в Царском Селе». Для этого нет достаточных оснований. Шесть пунктов, находящихся в дневнике Пушкина, являются, вероятно, не программою стихотворения, а подзаголовками частей. Можно думать, что Пушкин писал о большом произведении, о поэме из шести песен. Вряд ли иначе Пушкин в декабрьском дневнике отметил бы свой замысел, откладывая его на июльские вакации.
Если принять это предположение, то замысел Пушкина должен был осуществиться в виде описательной поэмы. Таковы были поэмы А. Воейкова, оригинальные и переводные. Именно для описательных поэм характерно разделение повествования на части дня: утро, полдень, вечер. Позднее, разочаровавшись в подобных формах, Пушкин писал Дельвигу, предостерегая его от подобных поэм: «Напиши поэму славную, только не четыре части дня и не четыре времени» (23 марта 1821 г.). Пушкин здесь имел в виду послание А. Воейкова В. Жуковскому 1813 г.
В Лицее к описательным поэмам было иное отношение. Так, Илличевский переводил поэму Мишо «Весна изгнанника», где имеется и утро, и вечер, и ночь (Илличевский перевел картину вечера).
Таким образом, всё заставляет думать, что Пушкин замышлял большую описательную поэму в шести песнях. Парки Царского Села давали достаточный материал для произведения этого рода.
Итак, среди не дошедших до нас лицейских произведений Пушкина, считая и его, может быть, неосуществленные замыслы, мы находим два романа, две комедии, поэму эпическую и поэму описательную. Всё это свидетельствует, что Пушкин упорно ставил себе задачей создание крупного, значительного по замыслу и содержательного произведения.
К числу вещей, отсутствующих в собраниях сочинений Пушкина, следует присоединить еще одну поэму. Пушкин сам именовал ее «Тень Кораблева», считая, что самое имя героя (Баркова) звучит непристойно. Это — пародия на «Громобой» В. Жуковского. Произведение это неудобно для цитирования. Сверхфривольный сюжет, выраженный вполне непринужденно, перемежается с литературными выпадами, определяющими направление автора. Так, фигурирует здесь Хвостов:
или:
Это произведение «пироновского направления», как его охарактеризовал В. Гаевский, писано, по-видимому, в угоду низкопробной славе. К подобного рода озорным темам позднее Пушкин возвращается очень редко.