— Кто?
— Ну отчим её. И мать! Та вообще спала рядом, когда я вошёл. Спала на той же кровати. Я так её и не добудился.
— У тебя есть сто рублей? — спросил Илья, пошарив по карманам.
Полицейский исполнил просьбу Руднева как приказ. Он достал бумажник. Вытащил из него сто рублей.
— Капучино или эспрессо?
— А?
— Кофе какой будешь?
— Любой.
Руднев вернулся от кофейного автомата с двумя горячими стаканами. Один он сунул в руки полицейского.
— Согрейся. И езжай домой. Или на службу — не знаю, куда тебе там надо.
— Никуда не надо.
Илья отпил кофе. Полицейский тоже сделал короткий глоток. Они сели так, что между ними оказалось окровавленное одеяло.
— Знаешь, мы тебя оставить здесь не можем, — сказал Руднев. — У нас уже есть один бездомный пёс. Ещё одного не потянем! — Полицейский чуть улыбнулся. — Я не знаю, зачем они это сделали, — продолжил Илья. — Я, как и ты, не понимаю, что случается с людьми, когда они решают поднять руку на ребёнка. Не понимаю, откуда берётся эта жестокость. Иногда мне хочется, чтобы в мир пришла чума, от которой бы передохли все взрослые и остались только дети. А девочку твою мы вылечим, откормим…
— И отправите в детдом.
— Это уже, товарищ сержант, судьба, которую мы с тобой изменить не можем.
Полицейский скоро допил кофе, обтёр теплыми руками лицо и шею. Его мрачное настроение ушло, и вместо него осталась поганая голодная пустота.
— Что-то мне от вашего кофе дурно, — сказал он и с неохотой поднялся. — Я зайду завтра, можно?
— Конечно. Приходи, — ответил Руднев, снова пожимая руку полицейского и понимая, что делает это в последний раз.
Морг стоял за стеной монастыря и отделялся от больницы не только ею, но и всем своим видом. Плоский домишко из серого кирпича, издали похожий на тир в безлюдном парке. Шифер на крыше, на окнах — решётки. Бетонный двор. Руднев обошёл здание и постучал в дверь служебного входа, потом сам же открыл её.
— Ни хрена, какие гости! — В коридор высунулась и тут же исчезла мокрая взъерошенная голова.
Илья прошагал по рыжей плитке. Заглянул в секционную. Внутри витал влажный хлористый дух. Хрупкий санитар с глазами и осанкой енота выжимал в ведро тряпку.
— Привет, студент, — поздоровался Руднев. Санитар вздрогнул. Выронил тряпку. — А этот где, я не понял?
— В д-душе.
Руднев дошёл до следующей комнаты, в которой и нашлась мокрая голова патологоанатома Терентича.
— Твою отдали сегодня, — отчитался он о девочке, выпавшей в окно.
— Ага, — кивнул Илья в сторону. — Терентич, трусы надень.
— Сильно она шмякнулась…
Терентич гремел дверцей железного шкафа.
— Забрали, значит?
— Утром ещё. Чего надо-то, говори?
— Да так, ничего.
— Ну прям. Знаешь, сколько сюда ваших заходит?
— Знаю.
— Нисколько. А должны бы! Не интересно, что ли?
Руднев повёл плечами.
— Ты думаешь, у нас время есть?
— А-а-а… Время. — Терентич, неловко согнувшись, натянул носки. — Ну то, что у вас времени нет, это я по отчётам вижу. Хер поймёшь, зачем вы их вообще пишете. Так чего припёрся, говори?
— Слушай, а человек в пожаре может без следа сгореть?
— Совсем без следа не может, — патологоанатом через ворот футболки посмотрел на Илью. — Тебе, что ли, труп надо спрятать?
— Ха. Ха. Очень смешно. В области, не так далеко, пожар был. Семья сгорела. Трое детей. Вот их-то и не нашли.
— Это кто ж тебе сказал?
— Бабка одна. Говорит, только труп отца достали. А больше и некого было хоронить. Просто на кресте три имени лишних написали.
— М-м-м… Ну а тебе-то что? Написали и написали.
— Интересно. Вот ты говоришь, не бывает такого, чтоб без следа.
Терентич застегнул молнию на куртке, перебросил через плечо сумку.
— Не бывает. Правильно говорю, ты бабок не слушай. Что-то остаться должно. Тем более от троих. Но это ж надо найти, если вообще искать.
— Если вообще искать, — запомнил Руднев.
Они прошли по коридору. Терентич толкнул дверь, пропуская Илью, и щёлкнул выключателем.
— Ы-ы-ы!!! — Из секции донёсся натужный вой. — Свет оставьте!
— Ссыкло, — процедил Терентич. — Санитаров нормальных не найти. Либо алкаши, либо вот — студентики бздошные.
Они вышли на улицу и только собирались проститься, как увидели за монастырской стеной тревожное мерцание. По корпусу больницы запрыгали голубые отблески. Всплакнула сирена.
— О, тебя зовут! Беги, — шлёпнул по спине Терентич. И Руднев побежал. — С тебя пиво! — слышал он за собой. — Я тёмное люблю!
По закону парных случаев привезли ещё одного колотого — бритого под ноль худосочного подростка. Спортивный костюм его был порезан в двух местах. По счастью, глубоко нож вошёл лишь однажды и в первый раз только посёк кожу на рёбрах.
— Сука, ему пиздец! — орал раненый парень.
— Кому? — спросил Заза.
— А вот херов вам, лепилы. Не скажу!
— Тогда не ори.
— А то что?
— Зарежу сейчас на столе, — объяснил Заза. — Закончу начатое.
— И тебе пиздец!
Глаза его закатывались, но он продолжал кричать, угрожая назавтра отомстить и навести порядок в своём районе.