Лицей 2018. Второй выпуск

— Полина, я не ожидал от тебя. Я недоволен тобой, — очнувшись, сказал он. Его голос изменился, стал прежним — словно Кузьма никогда не был на войне.

Кузьма не мог позволить, чтобы они заметили, каких усилий ему стоило остановиться. Он повернулся и ушел. Невидимые фигуры молодых людей еще долго стояли неподвижно, не веря в то, что его ярость не вернется и не докончит начатое. Но Кузьма больше не показывался. Они робко обнялись, Полина заплакала. Потом Борька тоже ушел.

Глава четырнадцатая

Пятнадцатого мая вода оказалась довольно теплая, и Стрельцов купался долго, потеряв счет времени. Плавал он хорошо, и солнце уже взошло в зенит, когда он впервые вылез на камни. На одном из самых больших валунов хватило места, чтобы разлечься во весь рост, и Стрельцов чуть не уснул под мягким солнышком. Оно спряталось за дымкой, но грело сильнее, белесое свечение заволакивало пляж, отражалось от воды, придавало ее шуму сонливое однообразие.

Потом Стрельцов очнулся и пошел плавать во второй раз. Теперь он провел в воде еще больше времени. Он читал стихи, вспоминал конспекты подготовительных курсов в медицинский институт и думал о Марине. Воспоминания о разных этапах жизни понемногу сошлись во что-то общее, и он вылез на сушу почти цельным человеком, у которого бывали разные этапы: этап мира, войны, любви, а теперь, вероятно, наступил этап одиночества.

Рядом с огромным валуном, на котором он намеревался просохнуть, поджидал Кузьма. Вид у него был мрачный, но Стрельцов, внимательно присмотревшись, не почувствовал для себя угрозы.

— Долго плескался. Я уж думал, там и останешься.

— Скучал я по плаванию, Кузьма.

Они горячо пожали друг другу руки, обнялись.

— Я, знаешь, думал, мне показалось. Вижу: мелькнул кто-то знакомый в поселке, а я не рассмотрел. Забыл. А вчера тесть брякнул, что ты приходил к нам, а потом сбежал и попросил про тебя не рассказывать.

— Ах, вот оно что.

— Чего ж ты так? Еле нашел тебя.

— Я приехал — тебя дома не было…

— Ну а сбежал зачем?

— На днях собирался зайти. Ты занят был, а я обременять не люблю… И потом, странные вещи у вас тут творятся. Решил в стороне побыть, пока не разузнаю, что да как.

— Полностью с тобой согласен! — Кузьма задумчиво посмотрел на море. — Вернулся — всё как не родное… Все с ума посходили!

— У меня было похожее, — поразмыслив, сказал Стрельцов.

— А что, в Москве так же?

— Как здесь?.. Нет, я больших перемен не заметил, но это и странно. Думал, что-то переменится. А ощущение, будто не уезжал. Слушай, мне кажется, я знаю, почему ты бесишься.

— Да? И? Может, ты своими умными московскими словами скажешь?

— Меня ведь тоже страшно бесит: мне кажется, мы за них всех пошли туда. Они все тоже хотели войны. Не сопротивлялись ей. Они рады были: пели о ней по телеку и в интернете, а мы, горстка наемников, понесли за них. Нас было мало, но за каждым стояло по тысяче гражданских. А теперь, кого ни спроси, они и не в курсе, что там была и есть война. Будто это на другой планете, а не по соседству! А разгадка простая: по радио и ящику передавать перестали!

— Так и есть, — согласился Кузьма.

Помолчали.

— Ты мне про пса своего рассказывал. Где он? Я приехал и на него посмотреть тоже.

Кузьма свистнул. Борька вынюхивал что-то в отдалении и сразу прибежал с радостным лаем, виляя хвостом.

Он стал обнюхивать Стрельцова. Несмотря на то что прошло много времени и что сегодня Артем дважды заходил в воду, пес учуял в его запахе густую примесь смерти. Он попробовал было лизать его руки, но тщетно: смерть очень глубоко въелась в кожу, стала его частицей, записалась в его запах на много будущих лет. Помочь ему было вне песьих сил…

— Какой красавец!

— А то! Единственный, кто меня любит, не то что эти…

— Прости, Боря, не познакомимся с тобой как следует. Уезжаю.

— Прямо сейчас? — удивился Кузьма.

— Да. Переоденусь и поеду. Нечего мне тут делать.

— Нарассказывали тебе про меня, да? — Кузьма грустно усмехнулся. — Останься, Профессор. Я решил закончить. Больше ничего делать не стану. Коли не нужен им порядок, так и к черту. Уговорили! Живите в говне и разврате, я не против. Буду стареть спокойно. Спасибо Министерству — пенсия хорошая.

— Ну да.

— Останься, — Кузьма посмотрел Стрельцову прямо в глаза. — Старое наше с тобой в прошлом. Я думаю, ты из-за этого ко мне ехал. Так вот, знай. Мне приятно будет, если ты моим гостем станешь. Ты тоже был верным, когда был там…

— Спасибо, конечно… Кстати, рано тебе стареть-то, Кузьма. Тебе лет-то всего ничего. Сколько тебе, сорок?

— Верно. Но хорошего я им сделать не могу, а плохое боюсь.

— Боишься? — На этот раз Стрельцов действительно удивился, потому что никогда не слышал от командира признаний в каких-либо страхах. Он даже подсел к нему ближе на камень. Солнце изрядно пригревало, жара усиливалась.

— Оказывается, да, — Кузьма стал задумчиво водить по спине Борьки, улегшегося между людьми. — Сам не знал. Боюсь потерять их. Они против меня. Я их любить пытаюсь, а они… К черту, Борян, да? Ты меня любишь, и ладно.

Борька весело гавкнул, пытаясь поймать языком ладонь Кузьмы.