Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Детям захотелось покататься на лодке. Государь столкнул ее на воду, помог дочерям устроиться на сиденье, а маленький Алексей решил оттолкнуть лодку от берега и запрыгнуть на ее корму. Но не рассчитал прыжка и с размаху ударился коленом о борт. Государь кинулся к нему, подхватил на руки, но было поздно. Колено начало синеть и распухать на глазах. Алексея отнесли в дом, уложили в постель. Доктор Боткин, неотлучно сопровождавший царевича во всех поездках, начал делать ему холодные компрессы. Но боль не проходила, колено распухало все сильнее.

К вечеру у Алексея поднялась температура, он начал бредить. Александра Федоровна сидела у его изголовья и держала за руку, моля Бога о том, чтобы все муки мальчика он передал ей. Она боялась заглянуть сыну в глаза. От беспомощного, наполненного страданиями взгляда ребенка останавливалось сердце. Она ничем не могла ему помочь. Еще во время первых приступов Государь приглашал в Петербург светил мировой медицины. Осматривая мальчика, они говорили одно и то же: «Медицина еще не придумала лекарств, которые могли бы ускорить сворачиваемость крови. Единственный способ избежать этого – предохранить ребенка от падений и ушибов».

Сказать «предохранить от ушибов» легко, но как это сделать – никто не знал. Ребенку надо играть, его не заставишь все время сидеть в кресле или лежать в постели. Оступиться, неловко зацепиться за мебель или игрушку он может в любое мгновение, и никто не уследит за этим. Государыня поняла, что спасти сына может только Бог, и с замиранием сердца начала молиться. Она готова была молиться сколько угодно, лишь бы только Господь оставил ей сына. Четыре дня и четыре ночи она не отходя сидела у постели Алексея. На пятые сутки, осунувшийся, с мокрыми от высокой температуры, слипшимися волосами, мальчик открыл глаза и еле слышно произнес запекшимися губами:

– Мама, я хочу пить.

Она соскочила с постели, трясущимися руками налила в чашку воды и подала Алексею. Он приподнялся на локте, отпил несколько глотков и сказал:

– Не плачь, мама. Я скоро поправлюсь.

Только в это мгновение Государыня заметила, что плачет. Слезы текли по ее щекам, падали на грудь, оставляя на платье мокрые пятна. Она поняла, что Господь возвращает ей сына.

Вчера на рассвете она оставила больного Алексея в Тобольске, чтобы отправиться вместе с мужем в неизвестность. Она не могла отпустить Государя одного, боясь, что, как и год назад, против него опять задумывается что-то подлое. С тех пор как началась война, она не знала ни одного радостного дня. Ей казалось, что весь мир обрушился на нее, и она мучительно искала причину своих несчастий.

Неужели все дело только в том, что она по рождению являлась немецкой принцессой? Ведь она любила Россию больше многих русских. Больше тех же Милюкова, Керенского, великого князя Кирилла Владимировича, явившегося в Государственную думу на следующий день после отречения Николая с красным бантом на груди. Где все они сейчас, кому на пользу послужило их предательство?

И еще одна мысль не выходила из головы, не давала заснуть. Что затеяли большевики, зачем им понадобился Государь? Неужели они хотят заставить его скрепить своей подписью позорный Брестский договор, отдавший немцам половину России? И навсегда оставить эти земли за Германией? Вопросов было много, но за всю дорогу от Тобольска до Иевлево ей не удалось обмолвиться с Ники ни единым словом. Они ехали отдельно, комиссар Яковлев специально сделал так, чтобы они не могли разговаривать между собой…

Медленно подняв голову, она обвела взглядом комнату, понимая, что уже никогда больше не увидит этого дома. Хозяйка, вскинув брови, тут же спросила:

– Что-нибудь еще, Ваше Величество?

– Как зовут вашего младшего сына? – спросила Александра Федоровна?

– Сашкой.

– Значит, Александр?

– Да, Александр, – кивнула головой хозяйка.

Александра Федоровна поднялась, ушла в спальню, где находились ее личные вещи, и вынесла оттуда маленькую иконку Владимирской Божьей Матери. Держа ее в левой руке, перекрестилась правой, поднесла к губам, поцеловала и протянула хозяйке:

– Возьмите, она будет охранять вашего сына.

У хозяйки затряслись губы, на глазах показались слезы. Она кинулась к Государыне, упала на колени и начала целовать ее руку. Потом подняла заплаканные глаза и спросила:

– Что же теперь будет-то? Порядка никакого нет, людей ни за что убивают. На прошлой неделе в соседней деревне екатеринбургским лошадь не дали, дак они хозяина на глазах у детей застрелили прямо во дворе.

И тут же осеклась, увидев полные слез глаза Государыни. Простая крестьянка никогда не думала, что царицы тоже могут плакать. Она перевела взгляд на сына, сначала прижимавшего к груди, а потом счастливыми глазами смотревшего на иконку, подаренную ему Императрицей, и женским сердцем сразу поняла причину слез Государыни. Поднявшись с колен и отпустив руку Александры Федоровны, она спросила еле слышным, приглушенным голосом:

– А почему с вами нет царевича? Все так хотели посмотреть на него. И мы, и дети тоже.