Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Государь отвернулся и с безучастным видом смотрел на покрытый редкими кустами тальника берег Тобола. Рыжая прошлогодняя трава на обочинах дороги уже обсохла, но в кустах кое-где еще лежал серый ноздреватый снег. Яковлев пожалел о своей последней фразе, он понимал, что она задела Государя. Ему хотелось смягчить впечатление от внезапно вылетевших слов, однако он не знал, как это сделать. Но Государь, повернувшись к нему, заговорил сам.

– У меня в голове не укладывается то, что немцы сейчас в Новочеркасске и Ростове, – сказал он. – Что им отдали всю Украину. При мне за три года войны они не сумели занять ни пяди русской земли.

– У меня тоже не укладывается, – искренне признался Яковлев.

– Тогда на что надеются большевики?

– На то, что в Германии тоже произойдет революция, – ответил Яковлев.

– Вы думаете, она произойдет и в Германии? – с усмешкой спросил Государь.

– А почему бы и нет? – сказал Яковлев. – Немцы устали от войны не меньше нас, я в этом не сомневаюсь.

– Да, но наших войск нет ни в Кёнигсберге, ни во Франкфурте, Германия не платит нам контрибуций.

– Вы хотите сказать, что Россия платит контрибуции Германии? – спросил Яковлев.

– Вне всякого сомнения, – спокойно произнес Государь. – Ни один мирный договор не подписывается без пункта о контрибуциях, которые должна выплатить побежденная сторона.

– В Брестском договоре этого нет, – убежденно заявил Яковлев.

– Значит, этот пункт включили в дополнительный протокол к нему, – сказал Государь. – Поверьте мне, я это знаю лучше вас.

Яковлев замолчал. Затевая разговор, он думал сказать Государю правду о России, которую тот, по его мнению, не знал. Но оказалось, что Государь знает гораздо больше его. Яковлев чувствовал, что помимо своей воли начинает симпатизировать этому человеку в военной форме без погон, так просто и убедительно вот уже несколько часов беседующего с ним в простой крестьянской повозке. «За что же его хотят судить? – подумал он. И тут же ответил сам себе: – За то, что амбиции других политиков так и остались амбициями, за неудачи генералов и министров, за хаос революции, после которого людям придется приходить в себя многие годы. Только на одного царя можно свалить ответственность за дела всех, кто вел страну к катастрофе. С других не возьмешь и горсти волос, даже если эти волосы придется брать вместе с головой. Какая же ноша лежала на нем все эти долгие годы?..»

Яковлеву захотелось сделать для Государя что-то доброе, но он ничего не мог предложить ему. И вдруг неожиданно для самого себя произнес:

– Ваше Величество, вы не курите потому, что не хотите причинить неудобство? За всю дорогу вы не выкурили еще ни одной папиросы.

– Я сделаю это на остановке. Ведь не будем же мы скакать, не останавливаясь, до самой Тюмени?

Яковлев поднял руку, и Гузаков тут же подъехал к нему.

– Как только увидишь хорошую полянку, распорядись остановиться, – приказал Яковлев. – Пора сделать привал.

Гузаков выпрямился в седле и поскакал в голову колонны. Через несколько минут лошади, свернув на чистую сухую поляну, остановились. Яковлев, поведя плечами, скинул на сиденье заляпанный грязью дождевик и вылез из повозки. За ним последовал Государь.

– Надо узнать, как себя чувствует Александра Федоровна, – сказал Яковлев, и они направились к карете Государыни.

Александра Федоровна уже открыла дверку и высунула ногу в аккуратном коричневом сапожке. Николай подал ей руку, и она спустилась на землю.

– Это ужасно, Ники, – сказала она по-английски. – У меня болит каждая частичка тела. Мне кажется, по такой дороге мы можем не доехать живыми.

– С Божьей помощью выдержим, – спокойно ответил Государь.

– Мама, как всегда, немного преувеличивает, – высунувшись из кареты и улыбаясь, сказала Мария. – Мне эта дорога даже нравится. Это гораздо лучше, чем с утра до вечера сидеть в одной и той же комнате.

– И сколько нам еще ехать? – спросила Александра Федоровна, оглядываясь по сторонам. – Ведь рано или поздно нам все равно потребуется дамская комната.

– Петр! – громко скомандовал Яковлев, обращаясь к Гузакову. – Проводи дам вон до того ложка, – он показал глазами на ложбинку за кустами у края поляны. – Оставь их там и возвращайся сюда.

Государь с удивлением посмотрел на Яковлева, но ничего не сказал. Он понял, что комиссар советского правительства хорошо понимает английский. Гузаков отправился провожать дам, а Яковлев краем глаза увидел, как сбоку приближается Авдеев. Яковлев повернулся к нему. Авдеев остановился и стал молча рассматривать царя. Так близко он его еще не видел. Государь достал из кармана шинели коробку с папиросами, открыл ее и протянул стоявшему рядом кучеру. Тот взял папиросу, понюхал и, сдвинув на затылок тяжелую мохнатую шапку, положил ее за ухо. Государь закурил.

– Где мы будем ночевать? – по-английски спросил Государь Яковлева.

– В Иевлево.

– Это очень далеко?

– Думаю, что мы сможем туда добраться только к ночи, – ответил Яковлев.