Высоко в небе, тревожно гогоча, тянул на север большой косяк гусей. Государь поднял голову, провожая их взглядом. Только теперь он по-настоящему ощутил, что пришла весна. С каким нетерпением он ждал ее в прошлом году. Но вместо ожидаемых перемен к лучшему она принесла крах. Что за чудовищная сила тянет Россию на дно, мучительно думал Государь, глядя на стремительно удаляющихся гусей. Кому невыгодно, чтобы она развивалась, как и другие передовые государства, а ее народ благоденствовал? За что нам такая кара? Он снова повернулся к Яковлеву. Ему хотелось как можно больше узнать об этом человеке, ведь это был первый большевик высокого ранга, с которым свела судьба. Но он не находил в нем ничего особенного. Яковлева можно было принять за человека высшего света, каких немало видел на своем веку Государь. Почему же он рушит то, что кровью и потом создавали его предки? Какие силы руководят им?
– Скажите, Василий Васильевич, откуда прибыли в Россию нынешние революционеры? – спросил Николай, и Яковлев почувствовал в его голосе волнение.
Он резко обернулся, подумав, что Государь имеет в виду его. Но тут же понял, что он спрашивал не о нем, а о руководителях революции. Государь снова смотрел на него своим добрым, располагающим к откровенности взглядом.
– Из разных стран, – немного помолчав и опустив голову, ответил Яковлев. – Ленин со своей группой из Швейцарии, Троцкий – из Американских Соединенных Штатов.
– А кто их послал в Россию?
– Как кто? – не понял Яковлев и сделал удивленное лицо.
– Должен же ведь быть какой-то центр, который руководил отправкой революционеров в Россию, – сказал Государь.
– Центральный комитет партии, – не задумываясь, ответил Яковлев.
– Они все принадлежат к одной партии? – с явным недоверием спросил Государь.
– Нет, конечно, – ответил Яковлев. – Ленин – большевик. Троцкий еще в прошлом году был трудовиком, Спиридонова – эсерка, Мартов – меньшевик.
– Ну, вот видите, – сказал Государь, – одной партии это было не по силам. А кто оплачивал переезд, давал деньги на подготовку переворота? Нет, здесь действовали очень мощные мировые силы. Одной партии совершить переворот в такой стране, как Россия, невозможно. Эти силы были гораздо более могущественными, чем сама Россия. Вам этого не кажется?
Государь поднял голову к небу, где у самого горизонта еще виднелась таявшая ниточка табуна гусей. Он не хотел смущать своим взглядом Яковлева. Если раньше он думал, что революция в России была выгодна только Германии, то теперь его мнение изменилось. Сильная Россия не нужна не только Германии, но и всему остальному миру. Германия все равно проиграет войну, но среди победителей не должно быть того, кто более всего содействовал ее разгрому. Вот главная цель тех могущественных сил, которые готовили переворот.
Слова Николая задели Яковлева за живое. Он придерживался совершенно другой точки зрения.
– Не думаете же вы, что революция совершена на иностранные деньги? – спросил он.
– Об этом не надо думать, – спокойно ответил Государь. – Это так и есть.
– Вы глубоко заблуждаетесь, – совершенно искренне возразил Яковлев. – Революционеры сами добывали деньги в России. Кроме того, поступали немалые пожертвования от русских промышленников и некоторой части интеллигенции.
Яковлев, рискуя жизнью, сам добывал эти деньги и не мог смириться с тем, что финансирование революции Николай II приписывал каким-то могущественным и непонятным ему иностранным силам.
– Революции совершают не те, кто выходит с револьверами на улицы и убивает ни в чем не повинных почтовых служащих, городовых и офицеров армии, – убежденно произнес Государь. – Их организовывают люди, финансирующие газеты, подкупающие депутатов Государственной думы, раздающие рабочим револьверы и бомбы, убеждающие их, что только путем насилия они могут завоевать свое счастье. При этом они отлично знают, что насилием никто никогда не завоюет никакого счастья. Все результаты переворота достанутся тем, кто его финансировал. Так было всегда, так будет и сейчас. Мне очень жаль наш народ, который поддался обману.
Логика Государя была простой, но на его аргументы Яковлеву не удавалось найти такие же убедительные опровержения. Он лучше других знал, что все революционеры, вернувшиеся после отречения Государя в Россию, жили за границей на иностранные деньги. Это подразумевалось как бы само собой. Но это же ставило теперь под сомнение искренность тех, кто делал революцию.
– Теперь уже поздно говорить об этом, – не то с сожалением, не то просто констатируя свершившееся, сказал Яковлев. – Надо думать о том, что делать дальше.
– Пока не наступит единения народа и власти, избавиться от хаоса в государстве невозможно, – твердо заявил Государь.
– Вы это знаете лучше, чем я, – сказал Яковлев.