Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

В это время вся семья обычно собиралась в гостиной. Одна из дочерей играла на рояле, остальные слушали музыку. Сейчас Романовы тоже были в гостиной, но вместо музыки читали молитву. Тут же стояли доктор Боткин и прислуга: горничная Демидова, повар Харитонов и камердинер Трупп. Молитву читала Мария. Остальные, шевеля губами, беззвучно повторяли ее слова и время от времени крестились. Юровского это удивило. «Неужели они знают о том, что должно произойти через несколько часов? – подумал он. – Но откуда они могут знать это?»

Юровский нарочито громко сделал несколько шагов по комнате, но никто не оглянулся. Комиссара ЧК словно не существовало для них. Он подошел к окну, опершись ладонями о подоконник, вытянул шею, осмотрел двор и высокий забор, возле которого ходили охранники, но опять Романовы не обратили на него внимания. Они все ушли в молитву и отстранились от окружающего мира. В эти мгновения для них не существовало никого, кроме Бога.

У Юровского была чудовищная память. Он с фотографической точностью помнил лица людей, которых приходилось убивать. На одних был написан безумный ужас, на других отупляющий страх, на третьих – беспомощные слезы. На лицах Романовых не было ни слез, ни печали. Наоборот, они словно светились изнутри, и от этого казалось, будто сам Христос приподнял над ними свой венец. Юровский, удивившись этому странному ощущению, опустил голову и вышел из комнаты. Ему стало не по себе.

Он спустился вниз, в полуподвальное помещение, и остановился там, прислонившись плечом к косяку. Окинул взглядом комнату, прикидывая, как лучше расставить в ней Романовых, чтобы они не закрывали друг друга. Ведь стрелять придется сразу во всех. Сделать это надо быстро, чтобы не успели поднять паники. Он словно рисовал в воображении будущую фотографию. В первом ряду должны стоять те, кто пониже ростом, во втором – более высокие. Чтобы пули не отскакивали от стены, Юровский велел поставить перед ней деревянный экран и оклеить его обоями. Обои он выбирал сам. Они были чистенькими, веселой расцветки. Юровский считал, что в расстрельной комнате ничто не должно производить на жертв удручающего впечатления.

Часа через два приехал Медведев и сказал, что все револьверы стреляют без осечки. Выкладывая их на стол перед Юровским, Медведев попросил:

– Позволь мне стать там рядом с тобой. Я еще никого не убивал. А так хочется.

Медведев зажмурился и тряхнул лохматой головой. На его лице появилась почти детская блуждающая улыбка. Протянув руку к револьверу, он нежно погладил его по стволу.

– Нет, не позволю, – строго сказал Юровский.

– Почему? – удивился Медведев, сменив улыбку на неподдельную обиду.

– У меня для тебя предусмотрены другие дела. В кладовке лежит рулон сукна. Постелишь его в кузов машины, чтобы кровь из нее не текла на дорогу. И будешь выносить трупы. Стрелять будут другие. На всех желающих места все равно не хватит.

Расстрельная комната была тесной, и Юровскому не хотелось брать в свою команду лишних людей. Главное, чтобы не подвели револьверы.

Он вдруг вспомнил, что уже давно не ел и, оставив Медведева в караульном помещении, отправился на кухню. В большой кастрюле лежали котлеты. Приподняв крышку, Юровский понюхал их, затем взял кружку, чтобы налить чаю. Но чайник оказался холодным. Это показалось странным. Перед сном Романовы всегда пили чай, который готовил им Харитонов. Сегодня они изменили своему распорядку. Они не только не пили чай, но и не притронулись к котлетам. Юровский взял ломоть хлеба, достал котлету и, присев на стул около стола, начал есть. Только сейчас он почувствовал, как голоден. Съев четыре котлеты, он вытер руки о скатерть и спустился во двор.

На город опустилась ночь. Она была теплой и ясной. На черном небе сверкали крупные звезды, листья стоявшего рядом тополя о чем-то шептались между собой. Юровский поднял голову и посмотрел на окна царских комнат. Ни в одном из них не было огня. Отражая свет ночного неба, они походили на черные блестящие квадраты. «Интересно, спят Романовы или нет?» – подумал он. Ему не хотелось, чтобы они спали. Странное спокойствие Романовых не укладывалось в его сознании. «Неужели они ничего не чувствуют? – думал он. – А если чувствуют, откуда у них такая нечеловеческая выдержка?»

На улице затарахтела машина и, подъехав к дому, остановилась. Охранники тут же открыли ворота, и машина въехала во двор. Только в эту минуту Юровский почувствовал, что настало его время. Он быстро поднялся в караульное помещение и приказал Медведеву спускаться вниз и стелить сукно в кузове. А сам направился в комнату Боткина. Вежливо постучал в дверь и, приоткрыв ее, спросил:

– Евгений Сергеевич, вы спите?

– Что вам нужно? – раздался из угла голос Боткина.

Доктор сидел на стуле в темной комнате. Он был одет в свой неизменный, застегнутый на все пуговицы черный сюртук. То ли еще не ложился спать, то ли собирался сделать это только сейчас. Юровский не понял.