Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

Закончив чтение, Юровский сложил украшения, положил сверху опись и, закрыв шкатулку, опечатал ее. Он делал это с таким выражением на лице, с каким лавочник, показав клиенту свой самый дорогой товар, снова прячет его, потому что без этого товара не будет чувствовать себя лавочником.

– Она будет все время находиться у вас на этом столе, – сказал Юровский, поглаживая шкатулку ладонью.

– Слава богу, – произнесла Анастасия и посмотрела на мать. Та молча отвернулась.

– Когда мы можем совершить прогулку? – спросил Государь после того, как Юровский поставил шкатулку на стол и повернулся к нему.

– Хоть сейчас, – ответил Юровский. – Вам разрешено гулять два раза в день по полчаса. Как чувствует себя Алексей Николаевич?

Юровский впервые внимательно посмотрел на Цесаревича. Тот лежал на кровати и отрешенно смотрел в потолок. Большие серые глаза Алексея были печальны. Выждав паузу, он повернул голову к Юровскому и сказал:

– Уже лучше.

– Вы уже можете передвигаться самостоятельно? – спросил Юровский.

– Нет, – коротко ответил Алексей.

– Ну, ничего. Скоро, я думаю, вы поправитесь, – сказал Юровский и вышел.

Алексей отказался от прогулки, решив остаться с матерью, и на улицу пошли Государь с дочерьми. Проходя через комнату охраны, они не увидели ни одного знакомого лица. Все охранники оказались новыми. Государь поздоровался с ними, но они молчали словно глухонемые. Когда все начали спускаться по лестнице, охранники заговорили между собой на незнакомом языке.

Во дворике, у куста сирени, Татьяна сказала, в недоумении пожав плечами:

– Новый комендант сменил всю внутреннюю охрану. К чему бы это?

– Очевидно, что-то изменилось в их планах, – заметила Ольга. – Хотя во дворе остались все те же люди.

– Давайте больше не думать об этом, – сказала Мария. – Иначе можно сойти с ума.

– Как же не думать об этом? – удивилась Анастасия. – Я только и думаю об этом. Сначала отобрали украшения, затем поставили на окно решетку. А теперь и заменили охрану. Вам не кажется, что все это выглядит довольно странно?

– Ничего странного в этом нет, – заметил Николай. – Каждый новый комендант заводит свои порядки и окружает себя теми людьми, которым больше доверяет. Так было всегда. Так будет и дальше.

Он очень хотел верить тому, что говорил. Но в глубине души понимал, что причина всех этих изменений совсем в другом. Ольга права. В планах чекистов что-то изменилось. Но сейчас для него важнее было не строить догадки, а успокоить детей.

Юровский между тем неторопливо осматривал дом. Обойдя второй этаж, он спустился вниз. В полуподвальной части здания находилось несколько комнат. Одна, маленькая, была свободной, две других, таких же по размерам, забиты вещами прежнего хозяина дома. Напротив них через узкий коридор располагалась большая комната с окном, выходящим на улицу. В ней стояли шкаф, небольшой столик и три стула. Комнату давно не убирали, на всей мебели толстым слоем осела пыль. Юровский подошел к окну, посмотрел наружу. В нескольких метрах виднелся забор. На подоконнике тоже лежал толстый слой пыли. Юровский провел по нему пальцем, прочертив косую белую линию, затем шагами измерил комнату. Семь шагов в длину и пять в ширину. Отойдя к двери, он еще раз ощупал глазами каждый сантиметр помещения. Затем прикрыл дверь и поехал в гостиницу к Голощекину.

После обеда рабочие привезли в Ипатьевский дом подводу теса и от пола до потолка закрыли в полуподвальной комнате одну из стен деревянной панелью. На следующий день ее обклеили обоями, вынесли стоявшую там мебель, а комнату вымыли. В тот же день на окне установили наружную решетку.

Слыша снизу непрерывный стук молотков, Александра Федоровна сказала, ни к кому не обращаясь:

– Опять что-то затевают.

– У меня такое впечатление, что там сколачивают гробы, – произнесла нервно ходившая из угла в угол Мария.

– Давайте почитаем молитву, – сказала Александра Федоровна.

Она отложила в сторону вязанье и тихо начала: «Отче наш, иже еси на небесех…»

Мария остановилась посреди комнаты, посмотрела на мать, перекрестилась и продолжила:

– Да светится имя Твое, да приидет царствие Твое яко на небеси и на земли…

Остальные дочери подхватили молитву, и в комнате зазвучало стройное пение: «Хлеб наш насущный даждь нам днесь. И остави нам долги наши, яко же и мы оставляем должником нашим…»

Алексей, лежа на подушке, беззвучно шевелил губами, повторяя вслед за сестрами слова молитвы, и видел, как их лица становятся светлее, а взгляды делаются мягче и добрее. Он чувствовал, как по сердцу разливается размягчающее спокойствие, стук молотков становится совсем неслышным, а комнату через зарешеченное окно начинает заливать небесным светом. Даже нога в эти мгновения перестала болеть. Он попытался подобрать ее под себя и с удивлением заметил, что совершенно не ощущает боли.

Когда молитва была прочитана, Государь, выждав паузу, сказал:

– Надо через нового комиссара заказать священника. Пусть отслужит нам обедницу.

– Не удивлюсь, если он этого не разрешит, – ответила Александра Федоровна.

– И все-таки я попробую, – сказал Государь.