Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

– Я к нему по поручению Чрезвычайной комиссии.

Рицлер стоял, не зная, что предпринять. После того как Мирбах узнал о том, что на него готовится покушение, он запретил принимать в посольстве кого-либо из посторонних. Но Чрезвычайная комиссия была тем органом, в котором лучше других знали о том, что происходит в Москве. Не исключено, что в ее руки попали новые сведения о подготовке покушения. Поколебавшись некоторое время, Рицлер пригласил Блюмкина и Андреева в посольство. В гостиную вышел Мирбах в сопровождении переводчика Мюллера. Блюмкин подошел к столу, открыл портфель, достал какие-то бумаги и положил их на стол. Мирбах бегло бросил взгляд на бумаги и остановился у противоположного края стола, ожидая разъяснений.

– Господин Мирбах! – глядя на посла, сказал Блюмкин. – Террористы хотят убить вас в вашем же посольстве.

– Как они рассчитывают это сделать? – спросил Мирбах, с любопытством рассматривая чекиста, при каждом движении которого его новая кожаная куртка издавала какой-то особый хруст.

– А вот так, – сказал Блюмкин и, сунув руку в портфель, вытащил оттуда револьвер.

Он выстрелил в немцев пять раз, причем в Мирбаха дважды. Рицлер и Мюллер мгновенно упали на пол, но, как потом выяснилось, ни одного из них пули даже не поцарапали. Не попал Блюмкин и в Мирбаха. Посол бросился бежать в другую комнату, но уже на пороге его настигла пуля Андреева. Выстрел пришелся в затылок, и Мирбах рухнул на пол. Блюмкин достал из портфеля гранату, бросил ее в соседнюю комнату и выпрыгнул в окно, оказавшееся открытым. За ним выпрыгнул Андреев. Охрана посольства, испуганная взрывом, на несколько минут растерялась, и этого было достаточно для того, чтобы убийцы смогли добраться до автомобиля и благополучно скрыться.

Когда об убийстве немецкого посла доложили Ленину, он несколько минут не мог прийти в себя. Потом сказал:

– Надо немедленно ехать в посольство и выразить свое соболезнование. Боюсь, что немцы могут объявить нам войну. Это достаточно серьезный предлог.

В посольство приехали Ленин, Свердлов и Чичерин. Их встретил заместитель Мирбаха барон фон Ботмер. Ленин выглядел убитым. Опустив голову, он сказал, что советское правительство глубоко скорбит по поводу трагической смерти господина Мирбаха и выражает самое искреннее соболезнование Германии и всем сотрудникам посольства. Он просит передать эти соболезнования семье Мирбаха. Органы ВЧК сейчас принимают все меры, чтобы найти и задержать убийц. Они будут жестоко наказаны. В ответ на это Ботмер сердито буркнул:

– От вашей скорби нам нет никакой пользы.

Как выяснилось, охрана немецкого посольства не имела при себе оружия. Ботмер потребовал от Ленина выдать оружие всем пленным немцам, находящимся в Москве, и организовать из них охрану посольства. Советской милиции немцы больше не доверяют. Ленин тут же распорядился выполнить требование Ботмера.

Сообщение об убийстве Мирбаха было немедленно передано в Берлин. Ботмер ждал реакции правительства на беспрецедентную дерзость русских террористов. С замиранием сердца ждал ее и Ленин. Если немцы объявят войну, большевикам придется бежать из России, потому что ни Москву, ни Петроград защитить нечем. У революционной власти нет армии. Но никакой реакции на убийство посла не последовало. Французский маршал Фош громил немецкие войска в Силезии и частью сил уже вторгся на территорию Германии. Остановить их было нечем. Это было пострашнее убийства Мирбаха.

В этот же день латышский полк под командованием Вацетиса взял штурмом штаб левых эсеров, находившийся недалеко от немецкого посольства. Один из руководителей эсеровского мятежа, Александрович, был схвачен на Курском вокзале, его вывели наружу, поставили к стенке и тут же расстреляли. По распоряжению Ленина все руководство партии эсеров было арестовано прямо на сцене Большого театра. Ближайший союзник большевиков по революции, требовавший для себя места в руководящих органах страны, был разгромлен.

Свердлов пришел ночью домой необычайно возбужденный. Еще в прихожей, снимая пиджак, сказал встречавшему его Голощекину:

– Кажется, теперь у нас закончилось всякое деление власти. Оппозиции больше нет. Мы ее раздавили. С завтрашнего дня не будет выходить ни одной эсеровской газеты.

Затем они вместе прошли на кухню. Голощекин тоже еще не отошел от событий в Большом театре. Ему и в голову не приходило, что власть большевиков в Москве висит на такой тонкой ниточке. Он с ужасом думал о том, что могло бы случиться с ним, если бы власть захватили эсеры. Сев за стол и положив на него руки, Голощекин посмотрел в глаза Свердлову.

– Счастливчики мы, Шая, – блеснув своим маленьким пенсне, сказал Свердлов. – Ленину безумно везет. С тех самых пор, как он вернулся в Россию, не было ни одного случая, где бы он мог проиграть.

– А немцы?

– Что немцы? Брестский договор мы начнем саботировать уже с завтрашнего дня. А через месяц-другой, когда Германия падет на колени, мы забудем о том, что он существовал.

– А что со Спиридоновой? Она расстреляна?