Литерный на Голгофу. Последние дни царской семьи

В эту ночь впервые в жизни сестрам пришлось спать на полу. Матрацы, которые принесли из сарая, были грязными и пахли пылью. Анна Демидова, поругавшись с Авдеевым, не пускавшим ее к царским вещам, открыла сундук с постельным бельем и достала оттуда простыни, пододеяльники и подушки. Постели получились вполне пристойными, хотя и жесткими. Но девушки уже привыкли к неудобствам. Они долго не могли уснуть, шепотом обмениваясь впечатлениями о новом доме, пьяных охранниках и размышляя о своей дальнейшей судьбе.

Об этом же разговаривали в своей постели и тоже шепотом и Государь с Александрой Федоровной.

– Мне так тревожно из-за того, что офицер больше не посылает нам записок, – говорила Александра Федоровна. – Я опасаюсь, что его могли арестовать.

– Все будет так, как угодно Господу, – отвечал Государь, хотя и у него мысль об офицере все эти дни не выходила из головы.

– Сегодня Боткин разговаривал с Голощекиным, – сказала Александра Федоровна. – И понял, что нас здесь хотят оставить навсегда.

– Что значит навсегда? – спросил Государь.

– Не знаю. Может быть, они хотят нас убить?

– Не думай об этом, – сказал Государь. – Господь не попустит такого греха. Это ведь тягчайший грех.

– Я так надеюсь, что верные люди нам помогут….

– Я тоже, – сказал Государь. – Давай спать.

Ему не хотелось терзать душу Государыни, да и свою тоже. Хотя мысль о том, что Голощекин и его подручные могут пойти на все, уже не раз приходила в голову.

На следующий день перед тем, как идти обедать в столовую, в комнату торопливо вошел Боткин и сразу направился к Государыне.

– Мне надо вас осмотреть, Ваше Величество, – сказал он. – Мне кажется, у вас высокое давление.

Государыня чувствовала себя вполне сносно, у нее в этот день не болела даже голова, но по тому, как вел себя Боткин, поняла, что ему надо остаться с ней наедине. Подождав, пока все выйдут из комнаты, Боткин тихо сказал:

– Вам снова записка от офицера. Я не мог передать ее Его Величеству, потому что около него все время крутятся люди Авдеева.

Боткин вложил в руку Александры Федоровны бумажный рулончик и, поговорив с ней несколько минут о здоровье, вышел. Государыня почувствовала, что ее начала бить нервная дрожь. Она торопливо, все время поглядывая на дверь, развернула записку и начала читать. Записка снова была написана по-французски, неровным почерком, с множеством грамматических ошибок. От волнения буквы в глазах Государыни сливались в сплошные строчки, руки дрожали, но она разобрала каждое слово. Потом перечитала записку еще раз.

«С помощью божьей и вашим хладнокровием мы надеемся преуспеть без всякого риска. Нужно непременно, чтобы одно из ваших окон было отклеено, чтобы вы смогли его открыть в нужный момент. Тот факт, что маленький царевич не может ходить, осложняет дело, но мы предвидели это, и я не думаю, что это будет слишком большим затруднением. Напишите, если нужно два лица, чтобы его нести на руках или кто-нибудь из вас может это сделать. Возможно ли усыпить маленького на один или два часа, в случае, если вы заранее будете знать точный час? Это доктор должен сказать свое мнение, но в случае надобности мы можем снабдить те или другие для этого средства. Не беспокойтесь: никакая попытка не будет сделана без совершенной уверенности успеха. Перед Богом, перед историей и нашей совестью мы вам даем торжественно это обещание. Один офицер».

Александра Федоровна, зажав записку в ладони, опустила руки, но теперь у нее задергались губы. Она вдруг ясно почувствовала, что свобода находится совсем рядом. Что стоит сделать всего лишь один шаг, и вокруг не будет ни этих тесных, убивающих волю стен, ни омерзительной охраны, ни постоянного унижения. «Господи, – закрывая лицо ладонями, подумала Александра Федоровна, – неужели все это возможно?» По ее щекам побежали слезы, она чувствовала их, но даже не пыталась утереть.

Когда в комнату вошли Государь и дочери, она уже не плакала. Наоборот, ее глаза светились радостью. Государь сразу заметил это и спросил:

– Нам написали?

– Да, – кивнула головой Александра Федоровна. – Прочти.

Она протянула ему записку. Государь отошел к стене и, повернувшись спиной к дверям, бегло прочитал текст. Сунул записку в карман гимнастерки, застегнул его на пуговицу и повернулся к Александре Федоровне. Ей показалось, что он побледнел.

– Надо ответить, – Александра Федоровна неподвижно, словно окаменев, смотрела на Государя.

– Да, надо, – сказал он.

– Что надо? – спросила Татьяна.

– Т-с-с-с, – произнесла Александра Федоровна, прижимая палец к губам.

Татьяна подошла к отцу и шепотом спросила:

– Какое-то важное сообщение?

Он посмотрел на дверь, достал из кармана записку и вложил ее в ладонь дочери. Татьяна спрятала ее за корсет и, жестом позвав за собой сестер, направилась в комнату, где они ночевали. Там она прочитала записку и молча передала ее Ольге. Затем ее прочитали Мария и Анастасия. Вернув записку Татьяне, Анастасия запрыгала на одной ноге. Прыгать хотелось и остальным, но они пытались сдержать эмоции.