Дальше — больше. Какая-то газетка тиснула статейку про то, что большевикам платят немцы. Выходило больно складно: нет ли какой партии, коя выступает за поражение России в мировой войне?.. Есть такая партия! А вот совсем недавно вождь этой партии пересек Германию… С чьего, позвольте спросить, разрешения?
Некоторое время называться большевиком стало опасно для жизни. За два шага до победы партия ушла в подполье.
Ленин и Зиновьев уехали в Разлив. Под видом косцов жили там в сарае у рабочего. Оба большевицких вождя косить, конечно же не умели. Но к ним часто приезжали соратники и некоторые вспоминали свое прошлое, брали в руку косу…
Свою делянку выкосил и Павел.
— Здо'ово у вас получается… — любовался его работой Ильич. — Где научились?..
— Да дома и научился… — отчего-то смущался Павел. — Я с Украины сам… Из Малороссии. Из крестьян мы…
— Инте'есно! У вас а'хиве'ное происхождение, — улыбаясь, грассировал Ильич. — А вы чем занимались после того, как сюда п'иехали?..
— Агитировал на заводе… Там же и работал…
— О, да вы еще и п'олета'ий!
Теперь Владимир Ильич тихо и аккуратно смеялся:
— Не обижайтесь на ста'ика! Очень хо'ошо что вы с нами, па'тии нужны такие как вы! Вы же еще, помнится, ф'анцузкий знаете?..
— Не идеально, но бегло разговариваю.
— Великолепно! После победы 'еволюции в 'оссии отп'авим вас в Ф'анцию агити'овать!
В победе Ильич не сомневался, и своей уверенностью заражал Павла. Париж ему нравился, и вернуться туда было совсем недурной идеей.
Да только в Париж воротиться Павлу больше не пришлось…
Не сложилось…
Медальон
Как водится в революционной стране, деньги стремительно обесценивались.
Не то чтоб это сильно печалило Андрея, но пока еще ассигнации что-то стоили, он решил потратить если не все, то значительную часть.
Данилин пошел в ювелирную мастерскую братьев Сансонов и заказал медальоны. Фото и ассигнации Временного правительства с орлами раскоронованными но со свастикой отдал сразу.
Сансон, Илларион Филиппович все принял под расписку и попросил зайти через неделю.
Когда Андрей опять появился на пороге мастерской, оказалось, что заказ еще не готов. Но остались сущие пустяки, и если полковник будет любезен подождать полчаса.
Полковник был любезен…
Илларион Филиппович работал тут же. Он был братом старшим да и единственным братом, после того как брата Анри подкосила шальная февральская пуля.
Пока мастер наносил последние штрихи, он развлекал посетителей рассказом.
— Мы приходимся родственниками тем самым Сансонам — всефранцузским палачам. Наш предок казнил Людовика с двузначным номером, Марию, которая Антуаннета, Дантона… Работы тогда было много. Так много, что мой родственник, человек вне службы мягкий, от треволнений раньше времени ушел на покой. Затем мой троюродный дедушка, унаследовавший должность палача, когда казней стало меньше, наделал долгов. Пришлось даже заложить фамильную гильотину. И вот представьте: когда надо было казнить очередного бандита, оказалось, что орудие палача в ломбарде, и ростовщик не желает его возвращать. За это парижского палача выгнали со службы. Хотя мои дальнородственные братья до сих пор трудятся провинциальными палачами…
Рядом с Андреем сидел большевик в кожаном пиджаке. Он ожидал своего заказа, почти готового: алых пятиконечных звезд на кокарду. Его заинтересовал рассказ Сансона:
— А как же приговоренные? — спросил он.
Ипполит Филиппович пожал плечами, словно это было не вполне ему известно:
— Насколько я понял, казнь пришлось откладывать…
— Надо же какой бардак! — возмутился большевик. — Мы бы такого не допустили! Казнили бы точно в срок! А то и раньше!
И он нехорошо посмотрел на Данилина, явно показывая, кого бы он казнил до приговора суда. Но Андрей печально полуулыбнулся: руки коротки.
Наконец заказ был выполнен: четыре медальона размером со сливу в серебре на серебряных же цепочках. Они раскрывались словно створки раковины. Внутри было две фотографии: сам Андрей в летной форме и его семья: Аленка, Фрол и Таюта… По торцу мелкими, незаметными буквами шло: «Мастерская бр. Сансонъ. Петроградъ, 1917.»
А утром следующего дня Данилин-старший положил в карман свой «парабеллум», две коробки патронов и позвал Фрола. Вдвоем пошли в парк, и там, в овраге Андрей впервые вложил в пальцы сына пистолет.
— Надо, сынок, учиться прицельной стрельбе…
В английском посольстве жгли бумаги и проверяли оружие.
И то и то делали спокойно, без паники.
Каждую бумажку, прежде чем отправить в пламя, читали еще раз: действительно ли она не нужна?
Получалось нечто вроде ревизии. Освобождалось место в разбухших от переписки шкафах, сейфах. На пустое место становились иные, тонкие папочки. Случись что — они сгорят быстрее, куда быстрее…
В ящики с толстыми стенками складывали другие документы: архив готовили к отправке в Англию — пока еще работает дипломатическая почта.