Литерное дело «Ключ»

В самолете мгновенно заснул, а проснувшись во время посадки, решил – окончательно и бесповоротно – игра окончена. Как это сказал поэт? «Кончено время игры…» Он даже не приводил себе каких-то дополнительных оснований – и так все было предельно ясно. Страна рабов, страна господ…

Если бы много лет назад, во время учебы в Высшей, преподаватель привел бы яркий пример обеспечения безопасности разведчика и рассказал бы буквально то же самое, что с ним только что произошло, – воспринял бы это как должное. Теперь же и тени сомнений не было: они не безопасность обеспечивали. Они хапали – любой ценой. Они себя и только себя возводили на пьедестал почета… Нет. Не предназначено любимое отечество для людей. Только для аппаратных монстров. Ну, и черт с вами со всеми… Что станет делать – не знал, мысли крутились вокруг злополучного ключа. Так, они в самое ближайшее время проверят и поймут, что этот ключ не подходит к банковскому сейфу, и тогда…. Кстати, да неужто они рискнут просто так явиться в «Империал» и предъявить ключ от имени державы? Вряд ли… Они же не идиоты в плюс бесконечности. Тогда как? Предъявят от имени частного лица. Но ведь служба безопасности банка может это легко проверить. Служба безопасности связана с контрразведкой, а там мгновенно найдут способ перекрыть клапана в случае малейших подозрений… И что же? Тупик?

Нет. Никаких тупиков. У них есть завербованный (скорее всего!) агент внутри банка! Именно он сначала проверит ключ, а уж потом дорогие товарищи заявят свои права. Ладно. Ключ у них не тот, это очевидно. Когда поймут, снова займутся проблемой и узнают, например, что Абашидзе получил от Волкова еще какой-то ключ. Найдут способ познакомиться, порасспросить. Ведь Волков скрывать встречу, разговор не станет, какой ему резон? Он ведь даже не подозревает о том, что было у него в руках! Если, конечно, все эти построения вообще имеют под собой хоть какую-то почву. И если Москва не надумает еще раз обратиться к отцу милой Катеньки. Н-да – хорошо хоть, не оповестил Центр о волковском подарке, а то и шансов никаких. А так… Подумаем… А что, если предположить (осторожно-осторожно, нe дыша!): ключ Волкова, купленный им на аукционе Сотби в 1950 году, и искомый, Боткиной-Мельник, проданный семейством неизвестно когда и неизвестно кому (болван, болван, вполне очевидная недоработка, следовало пошевелить мозгами вовремя!), – эти ключи соединяет не так уж и мало: город, в котором Волков купил (возможно, этот самый ключ) и в котором продал (это точно!) свой ключ Мельник. А если эти ключи – близнецы-братья или даже один и тот же ключ? Проверить-то можно?

Интересно, а кто у нас (у них – поправился тут же) агент в банке? А вдруг – любезная Стру-Кло? Или Штерн? Слишком много совпадений, конечно, но ведь история переполнена совпадениями, они – часть жизни, они возникают на неведомом стыке желания или отрицания и воли, – неведомой, незнаемой, непредсказуемой. Романовы погибли в результате совпадения: Керенский отправил их в Тобольск, чтобы спасти от разъяренной толпы, подальше отправил; надеялся, что утекут через Северное море. Не предположил, что властители обладают иной – нежели временщики – психологией и со своей страной не расстанутся просто так! А потом наивный революционер-убийца Яковлев перевез их в Екатеринбург, исполнив волю друга юности, аптекарского сына Яшки, – никак ведь не думал, что на смерть везет, стоял в их присутствии, говорил им «вы». И тут же алкоголики из Уралсовета смещают с должности коменданта, своего дружка по распитию спиртных напитков, Авдеева. Ворюгу. И назначают представителя избранного народа[8] на должность, понимая, что тот вспомнит Романовым все: и погромы, и «черту оседлости», и бесправие. Метко… Все это на самом деле не «совпадения», а «поступательный шаг истории». Локомотив. Паровоз…

– «Наш паровоз, вперед лети…» – пропел негромко. Итак: выяснить. Если Кло, задача упрощается. Нет на целом свете такого – завербованного хоть самим чертом – агента, которого он, Абашидзе, не перевербовал бы в свою пользу, естественно. Особенно – Кло. Ничего, девочка. Объяснимся. И продолжим. На тренажере. На диване. На столе. Тебе нравится методология Баркова. Ты обиделась, что твой любезник вдруг почему-то не смог. Ничего. Мы это поправим…