Литерное дело «Ключ»

– У меня отдых на пять минут… – Взглянула на часы: – Через две минуты. В хвосте самолета – занавеска и табличка, «Вход воспрещен». Заходите смело. – И удалилась, покачивая узкими плывущими бедрами. Полковнику стало дурно от вдруг нахлынувшего желания. «Кобел, ты, братец… – пробормотал горестно. – Коблом и помрешь». Встал, мило улыбнулся соседке лет пятидесяти (ты уже бабушка, дорогая, тебя ждет твой дедушка) и направился в указанном дивой направлении. Здесь и в самом деле была занавеска, отодвинул и… словно лбом налетел на дверь. Табличка «ОО» ударила в лоб словно хоккейная клюшка. «Надо же… – думал смущенно-возбужденно, – такого еще не было. Как будто вернулись девятнадцать лет». Ни в девятнадцать, ни позже ничего подобного не случалось, просто сил и остроты, безнравственности было несколько больше. «A-а… Была не была!» И толкнул двери, они разъехались, девица ждала, медленно расстегивая лифчик. «Как же мы тут разместимся? – спросил искренне, сдергивая пиджак и прыгая на одной ноге, чтобы снять брюки. Она услужливо протянула вешалку… Действо продолжалось гораздо более пяти минут. Сквозь музыку стонов и полукриков до него долетали и понятные слова: «Меня… меня… станут искать… Скорее… Быстрее…» – «Я не кот», – отвечал первое, что пришло на ум. В юности кто-то объяснил, что у кошек все получается быстро. «О-о… – трепещущие губы исторгали восторг, – о-о… И еще какой! Кот!» Когда исчерпал себя до дна и даже глубже, отпустил ее и нежно поцеловал. «Я не был в Лондоне пять лет, – сказал, деловито натягивая брюки. – Где остановиться, счастье мое?» Она улыбнулась: «Застегни… Спасибо. На Курзон-стрит есть отличный недорогой отель, ты не ошибешься, там мозаика с Андреевским крестом. Не беспокойся: четыре звездочки – и только потому, что перестроен недавно из весьма старого. Чистота, тишина, великолепный ресторан, ты останешься доволен. Послушай… – взглянула из-под ресниц (они были настоящие, это видел). – Мы больше никогда не увидимся, но ты был великолепен!» – «Ты тоже, – чмокнул в кончик носа. – Прощай. А действительно – жаль…» К креслу возвращался в лирическом отчуждении, мимолетность жизни и ощущений, даже самых прекрасных, угнетала немного, но ведь завтра настанет другой день? Это утешало.

Отель и в самом деле оказался милейшим – традиционным для прежней, старой Англии, с тихими горничными-негритянками, портье-турчанками с безукоризненным английским, лаковыми полами, дорожками и рестораном под лестницей с неслышно скользящим метрдотелем и выводком официантов. Несмотря на поздний час, с наслаждением откушал горячего ростбифа (силы требовалось восстановить), запил чисто английским темным пивом и, выслушав очень искреннее пожелание спокойной ночи, отправился спать, прежде поручив портье отыскать в городе «Д. Мельник». «Это дама или сэр?» – игриво улыбнулась турчанка. «Право, не знаю. Просьба знакомых, я забыл спросить», – улыбнулся в ответ.

До поздней ночи смотрел, борясь со сном, фильм о Сиднее Рейли, одесском еврее, вдруг решившем задушить старую родину в новом ее обличье. Актер был выраженный этнический англосакс и вызывал абсолютное сопереживание. Ведь он боролся со злом – так, во всяком случае, это выглядело в фильме. Однако, как и всегда в заграничных фильмах на русскую тему, одолевали несуразности: все руководители ВЧК и сам Сталин носили на френчах Золотую Звезду Героя Социалистического Труда. «А что, – подумал вдруг. – Мы ведь испокон трудимся ради социализма. Режиссер, можно сказать, создал интересный образ…»

Ночью снилась стюардесса. Она всмерть дралась с Катей, таскала ее за волосы, но Катя успешно отбивалась и даже поставила сопернице фингал под глазом. В итоге оказалось, что стюардесса – это Нина.