Литература с Дмитрием Быковым

Есть еще один забавный парадокс. В середине 50-х годов в советской и английской литературе одновременно появились две сказочные трилогии про коротышек. Одна про невысокликов – «Властелин колец», она всему миру известна. Вторая была любимым чтением советских детей – «Незнайка», «Приключения Незнайки и его друзей», «Незнайка в Солнечном городе», «Незнайка на Луне». Правда, там нет приквела в виде «Хоббита», а почему? Потому что главной в XX веке становится история о том, что великие дела делаются маленькими людьми. Эти маленькие люди выиграли войны, эти маленькие люди вели атаку на старые ценности, сделали революцию, построили свое государство. Они остались невысокликами, но дела, которые они делают, например сбросить кольцо всевластия в раскаленное жерло вулканное, – это великие дела. И об этом рассказывают две трилогии. Это лишний раз доказывает, что литература – это единственное зеркало, в которое может смотреться мир.

Обратите внимание, что без сказки и фантастики кошмары XX столетия не рассмотреть. И тогда на смену реализму пришла сказка. И фэнтези оказалось главным жанром XX века, который опроверг все социологические теории, бытовавшие до этого. Оказалось, что главной задачей человека является не благоустройство, не стремление к добру, не материальная выгода. Оказалось, что человек в обе стороны – и в сторону зла, и в сторону добра – гораздо более беспределен, если угодно. И об этом нам тоже рассказывают три романа Толкина, объединенные во «Властелина колец».

Сразу хочу сказать, что я не фанат Толкина и никогда не играл в ролевые игры по его мотивам. Я с трудом дочитал трилогию, сломавшись еще на «Двух крепостях», в «Возвращении короля» мне стало чуть поинтересней, но я все равно заставлял себя читать.

В сказках Толкина нет психологизма, они слишком поэтичны, чтобы быть страшными. А поэтическое – враг страшного. Вот Нил Гейман очень хороший писатель, но все-таки для того, чтобы быть Стивеном Кингом, ему недостает сюжетной мускулатуры, туго закрученного сюжета. Он недостаточно жуток, хотя бесконечно поэтичен, и образен, и метафоричен.

Толкин – прежде всего поэт, хотя он и прежде всего знаток английской филологии, профессор, и фольклорные мотивы у него очень сильны, и придумывание эльфийского языка, эльфийской письменности ему в каком-то смысле более интересно, чем конструирование приключенческой фабулы. Это довольно наивная литература, это именно сказка. Но человечеству, как показала история, нужна наивная литература.

Именно поэтому толкиновский цикл оказался невероятно плодовит и влиятелен в том смысле, что огромное количество людей кинулось писать песни о мире Средиземья или продолжение. Ник Перумов, пожалуй, из них самый заметный.

Мир Средиземья оказался очень благоприятной средой для сочинения продолжений, фанфиков, альтернативных версий и так далее. В мире Толкина оказалось удобно жить. Отчасти потому, что добро и зло там на редкость откровенны, Саурон и Саруман. В мире Средиземья ясно, где друзья, а где враги. Там люди, эльфы и хоббиты могут объединиться против страшных орков.

Так долгое время вытеснявшаяся и, если угодно, полузапретная сказочность вернула свои права.

Джоан К. Роулинг, великая сказочница нашего времени, была права, пожалуй, когда придумала страшноватый образ обскура. Волшебник, которому не дают быть волшебником, становится разрушителем этого мира.