Литература как жизнь. Том II

Дело даже не в том, что в пьесе вождь пролетарской революции вдруг заговорил языком библейских пророков. Дело в том, что персонаж, выступающий под ленинским именем, выражается многозначительно туманно или же уходит от вопроса именно в тот момент, когда вопрос ставится прямо и со всей остротой. Когда Зиновьев (персонаж с зиновьевской фамилией) заявляет, что в период XII съезда партии «речь шла о том, как будет развиваться революция – по Ленину или по Троцкому», персонаж с ленинской фамилией говорит: «Я не касаюсь сейчас содержания ваших дискуссий. Я оставляю в стороне их суть и выбор момента – что было по Ленину, что было по Троцкому». Но что же тогда выяснять, если оставить в стороне вопрос о том, что было и что не было по Ленину? В разговоре со Сталиным тот же персонаж говорит: «После всего, что произошло, я даже не хочу тратить слов на то, хороша она или плоха, что она дала стране, она не наша». Но как же не тратить слов, когда речь идет о том, что произошло за тридцать лет, когда «она», т. е. сталинская «система координат», определяла жизнь страны? На что же тогда следует тратить слова?

Подобных моментов, когда реально имевшая место постановка принципиальных вопросов заменяется хлесткими, но приблизительными, не имевшими места или не имеющими отношения к сути дела разговорами, подобных моментов в пьесе немало. К таким моментам относится и один из самых центральных по смыслу, когда Сталин, по пьесе, утверждает: «Альтернативы у нас не было», а Дзержинский и Бухарин в один голос возражают ему: «Была. Была». После этого Сталин замечает, почему-то по адресу только одного Дзержинского: «А вам-то что неймется? Ушли из жизни как честный большевик, ну и молчите!»

При каких угодно оценках личности и деятельности Сталина это не соответствует фактам, его линии поведения, поскольку он как раз не уходил от этого вопроса в свое время в докладах, статьях и интервью. Можно и, вероятно, даже необходимо перечитать ответы Сталина на этот вопрос, но нельзя же создавать иллюзии, как это сделано в пьесе, будто он не отвечал на вопрос.

Персонаж, фигурирующий в пьесе под именем Троцкого, в свою очередь, уходит от обсуждения принципиальных пунктов своей доктрины и важнейших моментов своей деятельности. Мы слышим (почему-то из уст Дзержинского) лаконичное указание на суть противоречий: «Все, что предлагали нам в 26-м году сделать Зиновьев, Каменев и Троцкий, метод искания ими путей, постановка ими вопроса, откуда взять средства для индустриализации страны, – все сводилось к тому, что надо обобрать мужика». Автору пьесы должно быть известно, что и как отвечал на подобный упрек Троцкий. Почему бы не дать и ему высказаться собственными силами? И если, по пьесе, он называет себя солдатом Мировой Революции, то почему не процитировать его суждение о том, что, с точки зрения интересов мировой революций, поражение и гибель России, быть может, принесли бы больше пользы, чем строительство, с его точки зрения, какого-то неполноценного социализма в одной, отдельно взятой стране?

Версия событий нашей истории, начиная с Октября и кончая, по меньшей мере, 64-м годом, версия, которую излагает автор, приписывая ее себе, является одной из самых распространенных. Эта версия, конечно, варьируется, но сводится к одному: была совершена «чистая» революция, которая была затем использована превратно, скомпрометирована, опорочена; надо вернуться к какому-то моменту революции до «грехопадения» и оттуда заново продолжить строительство нашего общества. Представляется, что эта версия может послужить источником новых и очень опасных заблуждений. Эта версия на руку тем, кто хотел бы забыть реальные уроки революции, тем, кто не помнит или не хочет помнить сказанное В. И. Лениным: «Коммунист, который, говорит, что нельзя впадать в такое положение, чтобы руки пачкать, что у него должны быть чистые коммунистические руки, что он будет чистыми коммунистическими руками строить коммунистическое общество… пустой фразер» (Ленин В. И. Полн. собр. соч., т. 38, с. 58). Признавая неизбежность тяжелейших ошибок в ходе революции, «глупостей», В. И. Ленин говорил: «Надо стараться поменьше их делать и поскорее исправить сделанные, учитывая, как можно трезвее, какие задачи и когда можно и какие нельзя решать приемами революционными» (Полн. собр. соч., т. 44, с. 223–224). Этого трезвого учета и не чувствуется в предлагаемой пьесе. Напротив, здесь чувствуется намерение возбудить некую либерально-революционную эйфорию, в состоянии которой недолго натворить новых трагических ошибок и глупостей.

* * *

Переоценка – естественный спутник перестройки, аналог перестройки в сфере идеологии и культуры. Но как мы собираемся производить эту переоценку и как она происходит? Легче всего провести ее конъюнктурно – наскоро переписать прошлое так, как, нам кажется, диктуют сегодняшние неотложные нужды. И получится модернизация прошлого. Потом, можно быть уверенным, в неотдаленном будущем придется ту же самую «историю» переписывать еще раз, снова сокрушаясь относительно различных «уступок моменту».