Читаем Литература как жизнь. Том I полностью

Редкостная по составу, прекрасная полнотой Библиотека ИМЛИ находилась в непрекрасных условиях, на четвертом этаже, без лифта, в старом, давно не ремонтированном доме. Однажды прорвало трубы, затопило часть хранилища, книги, как белье, сушили на веревках. И какие книги! Висело на веревках, о чем сообщили в рекламном буклете, когда введение рыночной экономики стало требовать рекламы: «Наиболее ценными изданиями в этом фонде являются книги и периодика XVIII–XX вв., а также прижизненные издания русских и зарубежных классиков, книги с автографами писателей, уцелевшие экземпляры книг из тиражей, уничтоженных цензурой». Зная кое-что о международном книжном рынке, я думаю, продать бы дубликаты из того, что висело на веревках, была бы библиотека давно отремонтирована и открыта. Но уникальные собрания библиотеки рекламировались, когда библиотека была закрыта и остается закрытой до сих пор, а часть её сгорела. Проверить, что уцелело, невозможно, библиотека закрыта без надежды открыться в обозримом будущем. В пожаре, уничтожившем огромное общеакадемическое книжное собрание, погибла перенесенная туда иностранная литература. Значит, уцелели книги, которые я так и не успел сдать. Как же работают сотрудники? «Товарищи, мало пользуетесь библиотекой», – в наше время говорила заведующая. «А пегеписка Флобег'а не г’азг’езана!» – удивлялся Голенищев-Кутузов, ведь писали о переписке Флобера. Так и пишут, так работают: кто, «ползая по сети Интернета», ищет источники, а кто берет прямо из головы, как выражался Гек Финн.

<p>Две культуры</p>

«Существуют две нации, между ними нет ни общения, ни сочувствия, нет у них представления о вкусах и взглядах друг друга, словно они обитают в различных сферах или находятся в разных мирах…».

Бенжамен Дизраэли. «Сивилла, или Две нации» (1845).

Умонастроение мое институтских времен на первых порах походило на послевоенное увлечение футболом: каждый из нас старался сам «штуки забивать» вместо того, чтобы кому-то другому «отдавать мяч на выров». Очень нужно мне корпеть над чужими текстами! Всё же разнообразие даваемых мне заданий, чтобы их выполнить, заполняло прорехи в знаниях, docendo discimus, способствуя в познании другим, помогал прежде всего самому себе восполнять пробелы в образовании.

Срочно к выступлению Анисимова на собрании писателей реферировал нашумевшую лекцию Сноу «Две культуры». Сноу ссылался на эллинизм, а я мало что знал про эллинизм (проф. Полонскую едва слушал), пришлось доучиваться, чтобы не наляпать ошибок. Слушая речь Большого Ивана, когда он в Союзе писателей говорил по моему реферату о лекции Сноу, я понял, что же я реферировал. С облегчением вздохнул, когда упоминая эллинизм, Иван привел выдержки из моего реферата, даже лучше меня самого понимая, что в реферате изложил я. Лекцию Сноу на Западе не забыли и даже справляли её полувековой юбилей, напирая на один мотив, расхождение технического образования с гуманитарным, и минуя политическое существо дела, но уж это я уловил благодаря Большому Ивану, сделавшему выводы на основании моего, не очень мне самому понятного реферата. Современный Запад переживает нечто вроде эллинизма, упадка, толкуя Сноу, говорил Иван, подчеркивая, что переживает Запад. А мне Анисимов сказал: «Молодец Сноу – говорит о двух культурах!» После паузы: «У него две культуры не те, не по Ленину, но всё равно это правильно».

Ничто нам так не навредило, как искажение ленинской идеи «двух культур». Пожалуй, лишь христианская заповедь «Возлюби врага своего» подвергалась столь же беспардонному извращению, но это не сказывалось на нашей повседневной работе. А «две культуры» превратились в проскрипционный принцип. Нужно различать две культуры, говорил Ленин, имея в виду культуру передовую и консервативную, а различать, не зная обе культуры, само собой, нельзя. Но ссылаясь на ленинские, вырванные из контекста слова «берем только» (развиваем), культуру разрубали надвое, и нам вдалбливали, что достаточно знать только одну культуру, передовую. Перетолкование ленинского представления мешало изучать и печатать всё, что не втискивалось в рамки передового.

Ленин говорил, что овладеть следует всем богатством знаний, накопленных человечеством. В постсоветские годы над этими словами измывались как бессмыслицей, не вникая в смысл сказанного, а сказано было во времена, когда неистовыми ревнителями революционной веры считалось, что от многих знаний необходимо отказаться. В советские годы, что Ленин ни говорил, понимали применительно-произвольно. Во времена Горбачева, который продолжал ссылаться на Ленина, горбачевская версия ленинского понимания общечеловеческих ценностей послужила орудием развала.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии