Литература как жизнь. Том I

В Обществе Охраны памятников началось движение обратное тому, какое совершалось наверху, где люди нашего поколения от патриотизма повернулись к Западу, а в нас, подначитавшихся о Западе, возобладал патриотизм. Один наш университетский профессор, чьей специальностью была древность, тем не менее, счел нужным посетить наше дискуссионное выступление, профессор, прозванный Маленьким по сравнению с высокого роста профессором, его однофамильцем. Послушал «Маленький», как мы «пели» втроем – Вадим, Петька и я, и сделал вывод: «У вас есть противник», но кто наш противник, не спрашивал и сам не уточнял.

Ещё один американский советолог получил подъемные, или грант, для изучения нашего сборища. Без труда получил, поскольку о нас сообщали в зарубежной прессе, но приехал исследователь ненадолго, а мы в это время не собирались, и ему не удалось попасть на наше заседание. Повез его прямо в Правление, пока мы ехали на такси в Петровский монастырь, которому некогда покровительствовали цари и где мы получили пристанище, у моего американского приятеля (а мы были с ним приятелями) на лице держалось выражение настороженности и тревоги, будто его станут обыскивать и вообще проверять, прежде чем, так сказать, «допустят». Уж не знаю, что он потом написал, но после встречи в Правлении маска напряженности у него с лица исчезла.

Корифеем среди защитников старины был Леонид Леонов. Патроном Общества являлся Кочемасов Вячеслав Иванович, Заместитель Председателя Совета министров РСФСР. Первый случай, когда я оказался лицом к лицу с выдающимся советским государственным человеком, задвинутым на вторую позицию, поскольку он стоял за Россию (то же самое происходит и в Америке: «Коренные американцы, не зазнавайтесь!»)

Кочемасова сменил Евгений Михайлович Чехарин, которого я знал с университетских лет. Мы с ним принимали ту самую студенческую делегацию англичан, из-за которой погорел Алик Парфенов. На прощальном вечере все мы подгуляли, что было официально апробировано. «Только так, – объяснил Чехарин, секретарь парткома, замаскированный под «аспиранта», – мы сможем узнать об их истинных целях». В тот вечер мы узнали, вероятно, немало, гости выкладывали всё начистоту, но о чем они откровенничали, никто из нас на другой день вспомнить не мог.

Диссертация у Чехарина была о теоретических проблемах политической системы советского общества, и проводил он мысль о том, что у нас в обществе – одинаковая классовая направленность. Евгений Михайлович – лучший из худших тип партийного функционера, разумный и доброжелательный, патриот интернациональной ориентации, что не могло не сказаться на судьбе Общества, но я тогда, вместе со многими, от «клуба» уже отошел. Из прессы узнал, что на съезде Общества Евгений Михайлович говорил о «нравственном и идеологическом здоровье нашего Общества, обладающего большими потенциальными возможностями, еще не до конца раскрытыми. Мы обязаны полностью их раскрыть…» Это говорилось в перестройку, а что за раскрытие за этим последовало, известно. Евгения Михайловича можно считать подобием «просвещенного бюрократа» из книги Пыжикова, одного из тех, кто, начитавшись трудов немецкой исторической школы, проповедовал «гармоничное сочетание интересов», подобные надуманные проповеди, как видно, обычно предвещают распад.

В наше время состав «клуба» потрясал именами: певец Иван Козловский, писатель Олег Волков, академик Лихачев, академик Рыбаков, академик Соколов-Петрянов, [тогда] член-корр Янин… Не буду продолжать, думаю, достаточно, чтобы представить себе, каковы были флагманы, крейсера, дредноуты и авианосцы культурнопатриотической эскадры, которая шла тараном, если над Обществом нависала угроза упразднения. Убивающие мощью авторитета имена надо воспринимать как парад, если хотите, «ширму», а за кулисами действовала одна-единственная миниатюрная особа, хотя ни имени, ни фамилии её не нахожу в трудах о деятельности ВООПИК: обычная участь неизвестных героев. Тамара Александровна Князева, воплощение неимоверной энергии, привела в действие целое движение, от которого потом сама, по-моему, отстала, когда клуб сделался клубком склок. А в наше время… В наше время то был заповедник, где вещи назывались своими именами.

С нами заседали опаленные пламенем истории преклонных лет личности. Из писателей, кроме Волкова, участником наших сборищ был Валентин Дмитриевич Иванов, им обоим в ту пору «больше некуда было пойти». Два ровесника двадцатого столетия, один сын директора банка и жертва революции, другой сын народного учителя и красный воин во времена Гражданской. Не помню, чтобы они бывали на наших заседаниях вместе, возможно, избегали друг друга, но в отношении к отдаленному прошлому находились по одну сторону, считая, что Русь недооценивается.

Свидетели века

«Жизнь потекла, как в старинном романе…»

Из повести Олега Волкова.