Женщина вздохнула, а затем вдруг обернулась ко мне и прикоснулась к щеке ледяными влажноватыми пальцами. В светлых глазах отражалась пустая улица и последний горящий фонарь.
– Ты хороший мальчик, Келли, – произнесла женщина. – Только ты зря сюда приходишь. Тебе рано, это совершенно точно.
От места прикосновения расползался бездушный холод, до онемения. В левом глазу потемнело; я моргнул, но тёмное пятно никуда не исчезло. Язык ворочался во рту с трудом, словно распухший.
– Откуда вы знаете… Я же не говорил своё…
Женщина шевельнула губами; они все были в мелких трещинах, целая сетка, словно кракелюры на старой картине.
– Решай наконец, где ты хочешь быть, здесь или там. Где твоё сердце?
– В небе, – машинально ответил я. Наваливалась дурная дремота. Горел теперь только один фонарь, за моим плечом. – То есть… я не знаю, почему так сказал.
– Знаешь, – серьёзно ответила она. – И передавай Мари привет.
Она наклонилась ко мне – и клюнула губами в правую щёку, сухо и быстро.
Меня окатило абсолютным, ослепляющим холодом, а в следующую секунду пронзительно закричала птица – дурная сорока, проснувшаяся среди ночи. Я отшатнулся – и спиной влетел в ливень и живые звуки города.
Фонари горели все до единого – длинная цепочка в грозовом мраке.
Лавка напротив госпиталя была пуста.
Я вернулся в лагерь вымокшим до нитки и, кажется, в лихорадке. Мне было невыносимо жарко. Кое-как побросав мокрую одежду в угол, я забрался нагишом под одеяло, а сверху натянул ещё и плед, свернулся клубком вокруг подушки и заснул.
Очнулся – другого слова не подберёшь – уже в полдень.
Волшебника в фургоне не было. На столе стоял котелок с тёплой картошкой, укутанный шерстяной шалью. Рядом была тарелка со свежей зеленью – укроп, базилик, петрушка. Кофе в кружке успел остыть, но я выпил его залпом, не чувствуя вкуса, и только потом начал что-то соображать.
Мокрая одежда, к слову, исчезла. Я надел кое-что из запасного и только уже собрался искать её – и волшебника заодно, – как в дверь поскреблась Ирма.
– Привет! Я тут почистила и решила занести, – потрясла она моими штанами. – Давай лучше внутри повесим, вдруг опять дождь пойдёт.
– Привет и спасибо, – улыбнулся я, бережно принимая у Ирмы из рук выстиранную и хорошенько отжатую одежду. – Не знаешь, куда волшебник делся?
– Клермонт? – переспросила она, словно у нас было несколько волшебников в ассортименте. – В город пошёл, рано ещё, с самого утра. Вроде поговорить с кем-то хотел. Макди точно знает, хочешь, у него спросим?
– Хочу, – кивнул я, выхватил из котелка картофелину и предложил Ирме. – Держи.
Дрессировщица ухмыльнулась и подставила ладонь.
За ночь и утро туман никуда не делся. Он по-прежнему плотной периной окутывал лагерь и окрестности. Потому-то звуки разносились не так далеко и порядком искажались.
Это меня и сгубило.
– …говорр-рю вам, ушёл в город, вместе с Клерр-рмонтом! Обождите немного, я сейчас за ними пошлю… – Макди, напряжённо убеждающий кого-то, осёкся, как только я откинул полог и ступил в шатёр.
Внутри оказалось общим счётом восемь человек. И шесть из них носили полицейскую форму.
Вчерашнего лейтенанта Винье среди них не было.
– Эй, ты чего? – Ирма, не успев затормозить, влетела в меня.
Макди беспомощно сморгнул и пробормотал, баюкая в ладонях золотой монокль:
– Как же так… А Вацлав… разминулись…
Высокий усатый мужчина с нашивками офицера шагнул ко мне. Его люди мгновенно перегруппировались так, чтобы осторожно отрезать нас с Ирмой от входа.
– Кальвин Моор, я полагаю?
Я окинул взглядом полицейских. Каждый из них был вооружён, и никто даже и не думал это скрывать.
Видимо, за меня взялись серьёзно.
– Да, – ответил я спокойно. Отпираться не было смысла – меня явно знали в лицо и отпускать не собирались. – Чем могу быть полезен?
– Я заберу вас в участок для допроса в качестве свидетеля. Не беспокойтесь, вам ничто не угрожает.
– Хорошо, – улыбнулся я, делая знак Ирме, чтобы она не делала глупостей. Макди краснел и бледнел попеременно. – Я зайду за документами?
– Не стоит. Они не понадобятся.
Иными словами, я не должен был вернуться.
– Всё хорошо, – повторил я, оборачиваясь к Макди. – Скажите волшебнику, что я сам ушёл и просил передать, что вы сделали всё, что смогли. И пусть он… будет осторожен.
Офицер, так до сих пор и не представившийся, молча застегнул наручники вокруг моих запястий. Ирма зашипела по-кошачьи – и внезапно поцеловала меня, укусив за нижнюю губу до крови.
– Не вздумай сдаваться, – прошептала она, диковато оглядываясь. Полицейские пересмеивались, офицер оставался безразличным.
Я снова улыбнулся, чувствуя восхитительную лёгкость:
– Никогда. Обещаю.