Лисы графства Рэндалл

– Мы ему не скажем. Как тебя зовут? Я Кальвин – в честь Задиры Кальвина из «Тодда-Счастливчика».

У неё на шее родинка. Внизу, ближе к ключице, маленькая, почти незаметная на смуглой коже.

– Анна… – медсестра запинается. Потом закрывает глаза и подаётся вперёд, шепча: – Просто Анна.

…в этой дурной палатке даже полог нельзя опустить, не то что закрыться. Но мешают нам только раз – Симон заглядывает, дымя на ходу папиросой.

Я грожу ему кулаком, он беззвучно смеётся и исчезает.

Через несколько дней мы уйдём из Йорстока – вслед за фронтом.

График жизни у меня окончательно сбился.

Я проснулся глухой ночью, между двумя и тремя часами. Волшебник спал за ширмой – его выдавало ровное дыхание, немного более шумное, чем обычно. Видимо, недавно прошла гроза, и из-за открытой двери тянуло сырым холодком. Рассеянный свет снаружи отдавал оранжевым, словно кто-то жёг костёр в центре лагеря.

«Сходить посмотреть, что ли?»

Оделся я наскоро и слишком легко. На улице туман быстро запустил лапы мне под куртку, заставляя зябко ёжиться. Лагерь казался пустым – перед отъездом люди начали убирать из проходов коробки, переносные умывальники, громоздкие декорации, складные столы и лавки.

В центре действительно горел костёр. Вокруг огня собралась престранная компания – Лилли, словно и вовсе разучившаяся спать после смерти Арона, Ирмины собаки, Вацлав Томаш – один, без младшего брата – и канатоходец Лайме, чудной парень, тихий, как библиотекарь, и совершенно бесстрашный.

Лайме поджаривал над огнём ветчину, нанизав кусочки на прут. Вацлав меланхолично обгрызал свою порцию. Собаки, судя по равнодушным взглядам, наелись уже до отвала.

– Что-то празднуете?

– Купил много, портится быстро, а выбрасывать жалко, – вполголоса пояснил Лайме, не оборачиваясь. – Привет, Келли. Хочешь тоже немного?

– Давай, – улыбнулся я. Это было очень кстати, учитывая, что поужинать так и не удалось.

Лайме гибко повернулся и протянул мне прут:

– Держи. Только мясо горячее… И это рябина, кстати. Прут, то есть. Тебе от неё ничего не будет?

– А должно? – удивился я, осторожно принимая подарок. В том месте, где была ладонь Лайме, прут оказался холодным, точно изо льда выточенным.

– Ну да, – кивнул канатоходец, снова уставившись в огонь. В прозрачной желтизне глаз отражались оранжевые искры. – Добрые соседи из-под холмов не любят рябины и железа.

– Добрые – кто? – пробасил Вацлав Томаш, словно очнувшись. – Дай шмат ветчины, будь братом. Я себе ещё покромсаю.

– Ну, фейри. Эльфы, – так же негромко пояснил Лайме и, нахмурившись, сосредоточенно потрогал языком трещинку на нижней губе.

Я фыркнул.

– А я что, похож на эльфа?

Лайме скосил на меня глаза, но не ответил – закопался в мешке в поисках «шмата ветчины» для Вацлава.

Мясо на мой вкус было кисловатым. Оно правда портилось слишком быстро.

Чтобы не сидеть прямо на мокрой земле, Лилли предложила мне вчерашнюю газету, но это не особенно помогло. Складывая газетный лист пополам, я заметил уже знакомый заголовок и вчитался. Оказалось, что в вечернем выпуске почти дословно перепечатали утреннюю статью о пожаре, но появилось несколько новых фраз. Таинственный спаситель сторожей загадочным образом превратился в «парнишку-оборванца со светлыми волосами, возможно, поджигателя».

Конечно, блондинов в Йорстоке было пруд пруди, но что-то мне подсказывало, что автор статьи намекает на меня.

И намёк он обозначил вечером – после встречи волшебника с офицером Винье.

– Кальвин? – растерянно позвала Лилли.

Я опомнился.

– Извини. Задумался что-то… Спасибо за угощение. Пойду прогуляюсь, – виновато улыбнулся я. Вацлав молча сунул мне кусок хлеба в руку, а Лайме дёргано кивнул:

– Возвращайся до рассвета. Днём будет много дел, надо отдохнуть. И рябина рябиной, а холодного железа ты всё-таки опасайся.

Я не понял, о чём говорит Лайме, но на всякий случай согласился. Подпорченную ветчину запивали глинтвейном, возможно, даже Ирминым – собаки наверняка притрусили к костру вместе с ней, а потом остались клянчить подачки, когда она ушла спать. А после глинтвейна Ирмы всегда тянуло на глупые разговоры… Когда я уже отошёл на порядочное расстояние, то услышал, как Лилли пеняет Лайме:

– …Ты так говоришь, как будто лично знаком с настоящими фейри!

– Почему будто? – удивился он. – Был знаком. Сразу после войны и познакомился. Была такая смешная девчонка, Таррен, моя ровесница и тоже бродяжка. А за ней всюду ходили два лиса. Я думал, дрессированные, оказалось – оборотни…