– Давайте поговорим, Ален, – с мягким нажимом произнёс волшебник, провёл костяшками пальцев от скул к вискам, где топорщились прижатые форменной фуражкой волосы, и так же плавно опустил руки. – Кальвин ещё спит, но, если понадобится, я его разбужу. Прошу, следуйте за мной.
Волшебник отступил – шаг, другой, третий – и остановился, склонил голову к плечу.
Он ждал – офицер Винье делал выбор.
Где-то бесконечно далеко, у Ирминого фургона, тоненько затявкал лис.
– Э-э… Отряд, приказываю ждать меня здесь. Фер, под вашу ответственность. Будете мне нужны – позову, – решился Винье, и властные, амбициозные нотки, проскользнувшие в голосе, намекнули, почему такой молодой человек добился уже высокой должности. Затем он снова повернулся к волшебнику: – Надеюсь, ваш подопечный не сделает глупостей и не попробует сбежать?
Волшебник усмехнулся – у меня волоски на загривке встали дыбом.
– Что вы, Ален. Нам это не нужно.
Он повёл офицера вглубь лагеря, кажется, к нам в фургон. Отряд остался на попечение Фрэнка Макди, беспрестанно поправляющего монокль в глазу и нервно отирающего тыльной стороной ладони пот со лба. Ирма потянула меня за рукав, увлекая за собой.
– Давай ко мне, – свистящим шепотом предложила она. – Это надолго.
Потом мы сидели на подножке её фургона и смотрели, как лучи солнца загоняют ночной туман сперва к реке, затем под обрыв. Разговаривать не хотелось. Ближе к восьми утра Ирма принесла термос с липовым настоем, хлеб и ветчину для завтрака. После третьего глотка проснулся бешеный аппетит, хоть беги разогревай остатки вчерашнего рагу. Потом за мной пришёл Макди, а Ирма улизнула кормить зверей и чистить клетки.
В лагере все занимались обычными делами, будто ничего и не случилось.
– Он ведь разберётся с полицией, да? – спросил я вполголоса, когда мы с Макди присели на край сцены. Макди наконец снял монокль и убрал его в карман, достал сигары и закурил.
– Разбер-рётся, – негромко, но уверенно сказал он. – И не таких ломал, стер-рвец. Честно сказать, я и сам его побаиваюсь, – добавил вдруг Макди неожиданно и поперхнулся дымом на вдохе, закашлявшись.
Я ответил не сразу. Мыслей в голове было много, но ни одной дельной. Мне не раз приходилось видеть, как волшебник заставляет людей делать то, что ему нужно. Он не раз объяснял механизм того, как это работает – ритмы дыхания, правильные слова и интонации, отточенная манера двигаться… Впрочем, очень скоро я понял, что сам так никогда не смогу, даже если проучусь всю жизнь. Нужен был врождённый талант.
Или чудо.
– Он всегда таким был? – спросил я, не особенно надеясь на ответ. Но Макди прокашлялся, вздохнул – и откликнулся, глядя на бессмысленно топчущийся с другой стороны сцены полицейский отряд:
– Не всегда. Мы… гхм, ну, не р-р-ровесники, я-то постарр-рше буду, но Клермонта знаю с детства. И р-рродителей его… Они прррибились к цирку моего отца срр-разу после войны. Славные люди были… талантливые до смерр-рти. Их в войну здорр-рово помотало, да… Фергюс – ирландец, Ли – китаянка, вот их вечно за шпионов и прр-ринимали. Однажды уже вообще рр-растрелять хотели, да спас какой-то офицер-рришка. А на сцене они такие чудеса творр-рили! Эх… – Макди махнул рукой. – Хоть прр-равда в волшебство поверь. Когда отец в рр-расписание ставил Мооров, то всегда бывал аншлаг. Их даже за океан приглашали, в Штаты, аж в Бейли… Они отказывались. Что уж там, сущие брр-родяги, перекати-поле, таких в золотую клетку не запихнёшь, ни славой не соблазнишь, ни деньгами. Но после войны врр-ремя смутное было, десять лет весь континент ходуном ходил…
Судя по тому, что рассказывал сейчас Макди, «ходуном ходил» – ещё мягкое слово.
Гражданские правительства после тридцатилетней войны были фактически исключены из процесса управления государством. Европа, номинально оставаясь целой, рассыпалась на множество княжеств-городков, в каждом из которых была своя власть. Где-то – военная… а где-то – разбойничья, мародёрская. И однажды цирку Макди не повезло забрести именно в такой город, где всем заправляла «семья».
И глава этой семьи был со странностями.
– Помешан, понимаешь, на оккультизме, – пробормотал Макди, отводя глаза в сторону. – Ну, и вбил себе в голову, что Ферр-ргюс и Ли по-настоящему могут духов с того света… звать, в общем.
Макди-отец, осознав, чем грозит такой интерес всей труппе, кое-как заговорил мафии зубы и в ту же ночь, побросав то, что можно потом восстановить или купить в другом городе, сбежал, уводя своих людей. Точнее, попытался сбежать – на расстоянии в двадцать километров бродячий цирк нагнали несколько человек в безупречно отглаженных костюмах, расстреляли тех, кто отважился сопротивляться, и увезли семейство Моор.
– Клермонт мне до сих пор не простил, что мой папаша тогда его родителей не отстоял. И сестёр младших, – тихо, без привычного раскатистого «р-р-р», признался Макди.
Я сорвал травинку и прикусил. Горько…