Издательство «Судебник» располагалось в свежеотремонтированном двухэтажном особнячке на Ладожской улице, который прятался посреди домов, домишек, гаражей, служб, пасшихся вокруг станции метро. Где-то далеко плескались детские голоса. Тагерт паниковал: «Почему он решил, что я смогу написать хорошую книгу? Откуда у него эта уверенность, если даже у меня ее нет? Вот возьму да насочиняю такой галиматьи, что страницы начнут в трубочку скручиваться. Как он поймет, хорошо это или плохо? Это же латынь!» Мысли неслись озорными тенями одна за другой. Издатель Петурин готов покупать котов в мешке. Выбор кота – за автором.
Попав в петуринскую приемную, Тагерт обнаружил еще одного институтского преподавателя по фамилии Агейко. Поправляя двумя пальцами поповскую прическу, Агейко пытался пригласить на свидание хорошенькую секретаршу Петурина:
– Вы, Верочка, даже вообразить себе не можете. В центре Москвы – настоящий затерянный мир. Никто о нем не проведал, а я вам по дружбе покажу.
– А вдруг я боюсь затеряться? – хихикала Верочка, стараясь отказом не подвести издательство.
– Вы же там будете не одна! – петушился Агейко.
Латинист подумал: что если Петурин предлагает издать учебные пособия всем преподавателям? Вдруг качество написанного вообще не имеет значения, и его, Тагерта, выбрали не из-за его гипотетических качеств, а вслепую?
Кабинет Петурина казался изнутри темной шкатулкой красного дерева. Окон не было видно за зарослями растений. Цветы в кадках, горшках, кашпо стояли и нависали всюду, тянули листья к письменному столу и обитому клюквенным бархатом креслу. Кресло же, в свою очередь, совершало подлокотниками какой-то непрекращающийся жест, точно всплескивало на радостях бархатными руками. В красно-зеленоватом полумраке усы и шевелюрные берега лысины Петурина продолжали мистически светиться. Внезапно в углу что-то полилось, заверещало, запело, цыкая, щелкая, частя в спертом воздухе песенным узором. Приглядевшись, Тагерт заметил в листве клетку, похожую на небольшую башню из золотых прутьев. Свист канарейки, вероятно, призван был содействовать успеху переговоров: где так гладко поется, и говориться должно как по маслу. Сергей Генрихович рассеянно слушал Петурина и на вопросы о коллегах по кафедре отвечал невпопад. Наконец, набрав в легкие красно-зеленого воздуха, Тагерт спросил:
– Юрий Сергеевич. Меня несколько дней терзает одна мысль…
Радушное лицо Петурина сделалось предупредительным.
– …Поймите меня правильно… – продолжал Тагерт. – Я верю в лучшие чувства, в интуицию и тому подобное. Но как, Юрий Сергеевич… То есть откуда вам известно, что я напишу хорошую книгу?
– Но вы же напишете, правда? – тонко улыбаясь, произнес Петурин.
– Вероятно. Однако же вы моих книг не читали, хотя бы потому, что их у меня нет.
«Зачем я это говорю? Он сейчас просто откажется – и поминай как звали», – подумал Тагерт. Однако доводы латиниста Петурина не смутили:
– Смотрите, Сергей Генрихович, все предельно просто. Вы будете использовать свое пособие на семинарах?
– Разумеется.
– Вот вам и ответ. Если книга будет достаточно хороша для ваших занятий, то есть для института, значит, никто не прогадал. Давайте теперь обсудим приятную сторону. Вы как хотели бы получать гонорар – проценты с тиража или с листа, но однократно?
Тагерт не знал. Петурин пустился в разъяснения. В его рассказе потиражные разливались золотой рекой, а разовый гонорар был до обидного скучен, точно золотинка от съеденной конфеты. Но чем больше он говорил, тем сомнительнее выглядело золото будущих процентов.
– Вы, Сергей Генрихович, после третьего тиража локти начнете кусать: дурак, мол, был, такую синюю птицу прохлопал.
Канарейка журчала из своей позолоченной башни. Щебетал и Петурин:
– Другие авторы – что ни год, так миллион. Раз – миллион, два – миллион. Плохо ли?
Как бы отмахиваясь от канареечного журчания, Тагерт промямлил, мол, инфляция, Юрий Сергеевич, ситуация в стране шаткая, и он долгие планы, по совету Горация, на краткие отрезки рассекает (Петурин мелко закивал, точно голова его присоединилась к процессу рассекания), так что пускай бы уж все, но сразу. То есть один раз, но чтоб уж потом не обижаться.
Юрий Сергеевич – вот же славный человек! – обрадовался и этому, да так мастерски! Когда же названа была сумма гонорара – за кота в мешке, – Тагерту захотелось зажмуриться и ущипнуть себя: не сон ли все происходящее? За каждый авторский лист – всего-то с десяток печатных страничек – Петурин предлагал трехмесячный преподавательский оклад. «Уйду в писатели, – подумал Тагерт. – Видит бог, литература – мой золотой крест».
– Вот мы сейчас попросим Верочку подготовить договорчик. Только тут такой момент. Вы ведь современный человек, Сергей Генрихович, в ногу со временем ходите?
– А то как же! Каждый день, при любой погоде.
– Издательство принимает тексты в электронном виде. Или набор за счет автора, как хотите. Редактор «Лексикон», а еще лучше «Ворд».