Всякое казенное учебное заведение, какое бы звание оно ни носило, чему бы ни обучало и в каком городе ни находилось, непременно является отображением всего государства. В каждом таком зеркале отечество отображается правдиво, но по-своему. Некоторые вузы, к примеру, отображают вчерашний или позавчерашний день страны, некоторые забегают в своем отблеске вперед, большинство же с небольшой задержкой старается держаться сегодняшних фасонов. Правда, и тут есть свои оттенки. Иной заштатный институтишко вроде напрочь застрял в прошлом и обречен тащиться в хвосте прогресса и рейтинга – глядь, а страна так развернула свои эволюции, что позапрошлое внезапно свежеет до самого близкого будущего, и, выходит, отстающие оказываются в авангарде, а разные модернизаторы, следовательно, забрели не в ту степь.
Опять-таки все эти слепки не точно копируют оригинал, но невольно выпячивают разные черты великого прообраза. Положим, один институт воплощает бескрайнюю разбросанность нашей родины, где от одной части до другой вести доходят поздно, плохо или никогда не доходят. Другой – нежность к крепкой вертикали, третий – дремучее, повальное воровство. Это не означает, разумеется, что в первых двух вузах не воруют, а в последнем пренебрегают вертикалями, отнюдь. Вопрос в пропорциях и акцентах.
К очередному Дню Победы на всех стендах ГФЮУ развесили точные копии газеты «Правда» от 10 мая 1945 года с обращением к народу товарища Сталина и, разумеется, с большим портретом генералиссимуса. А за пару месяцев до этого рядом с дверями зала номер один ректор Елена Викторовна Ошеева в окружении проректоров, деканов, главного бухгалтера и руководителей Союза студентов ГФЮУ торжественно открыла бюст товарища Сталина. Небольшой бюст, по сути, бюстик, но на мраморном пьедестале поблескивала золотом надпись: «В этом зале 10 марта 1938 года И. В. Сталин выступил с речью перед делегатами съезда ВЦСПС». В течение последующей недели ГФЮА в знак протеста покинули профессор Арбузов, профессор Древомыслов, два доцента и один старший преподаватель. Известный адвокат Густав Мытник, читавший в университете лекции, заявил журналистам, что нога его не переступит порог заведения, где учат праву и прославляют того, кто право похоронил.
Но эти одиночные демарши никак не отразились на бесперебойной работе университета. Многие преподаватели и студенты одобрили появление бюста и подтвердили, что гордятся прошлым своей страны. На место ушедших профессоров и преподавателей немедленно заступили новые работники: незаменимых в университете нет. В частности, после ухода профессора Древомыслова должность заведующего кафедрой предложена кандидату наук Павлу Королюку. Молодой ученый предложение принял, хотя однажды доверительно посетовал супруге Юлии, что бюсту не рад и об уходе старика Древомыслова сожалеет. Юлия, кормившая в этот момент отбрыкивающуюся дочь, сказала в поддержку мужа: «Собака лает, караван идет» – и ловко увернулась от летящего заряда яблочного пюре, пущенного младенцем. Кстати, Юлия Королюк работает теперь в одной компании с Павлом. В той же компании работают и другие люди, носящие фамилию Королюк: младший брат Петр Королюк и жена брата Наталья Королюк. Потому что друзья друзьями, а по-настоящему положиться можно только на семью.
У Сергея и Лии подрастают сын и дочь. Сына назвали Марком, а дочь – к общему неудовольствию всех родственников, кроме бабушки, – Малиной. Тагерты переехали в огромную квартиру Лииной тетки, которая давным-давно отбыла во Францию, где живет с мужем-демографом в личном замке на берегу Луары. Московские родственники не могут поверить, что у демографа может быть личный замок. Бабушка согласилась пожить с внучкой. Рыба ищет, где глубже, а Галина Савельевна – где громче, говорит Герман Чеграш. Действительно, Лиина бабушка вечно оказывается в эпицентре суеты и многоголосия, словно по уровню и пестроте родного шума приближается к самой живой сердцевине жизни. Фотографии Марка и Малины теперь занимают лучшие места на стене прямо над изголовьем бабушкиной кровати.
Поскольку бабушке трудно управляться с правнуками, в доме поселилась няня Умида, славная, добрая женщина, которую часто навещают старшая сестра, дочь, племянник с женой, так что шум в доме Тагертов утихает только ночью и только ночью Тагерты могут поговорить.
– У тебя бывает так, что все снаружи настолько соответствует тому, что в душе, что уже трудно провести границу, где душа, а где весна?
– А ты вот помнишь, как выглядит мать-и-мачеха?
– Однажды утром я шла по дороге из дома на Флотской. Еще не было никаких цветочков, земля только из-под снега… Но потом, на обратном смотрю: на какой-то прогалинке куча распустившихся мать-и-мачех. С неба падают узкие лучи солнца, и мать-и-мачеха мне показалась пятнами этого самого света – понимаешь? – словно кружки света на театральной сцене.
– Значит, у тебя действительно нет границы между душой и весной.
– Между прочим, я выиграла страшный суд…