Липяги. Из записок сельского учителя

Люди, как правило, недооценивают свои силы. Сколько в нашем мозгу клеток, молекул, наконец, атомов! И если бы человек мог заставить мыслить, работать каждую клетку, каждый атом, то любой из нас делал бы для человечества в сто, в тысячу раз больше…

Бирдюк это умел делать.

Он по-прежнему работал в кузне: подковывал лошадей, паял кормозапарники, чинил сеялки… И вместе с тем каждый его мускул, каждая его клетка трудились в десять, в сто раз больше, чем до этого: он вынашивал свою идею. О его планах знали пока немногие. Когда встал вопрос на правлении, кое-кто посмеялся над затеей кузнеца. Но председатель настоял, знал, что у Бирдюка золотые руки. Кузнец просил, чтобы ему отдали под сад Поповы Порточки — есть у нас такой лужок вблизи Липяговки.

Весной, лишь только сошли талые воды, появился у Поповых Порточков Бирдюк. Он исходил участок вдоль и поперек, как в свое время кичигинскую пустошь, и исчез. Через день приехал сюда трактор и перепахал весь луг. Всю весну на делянке ползал канавокопатель. Словно крот, изрыл ее узкими, глубокими щелями.

Среди лета, когда кузнецу работ поубавилось, Бирдюк куда-то пропал. Никто не знал, где он, кроме председателя. Явился спустя некоторое время веселый. Раздобыл трубы. Раздобыл на шахтах.

Вблизи Скопина с давних пор существовали Побединские рудники. Когда-то они давали чуть ли не четверть всего угля, добываемого в России. Но год за годом лучшие пласты вырабатывались; к тому же на смену углю пришел газ, и потребность в буром угле резко сократилась.

Шахты начали закрываться. Оборудование с шахт снималось, что можно было использовать, передавалось шахтам других бассейнов, а кое-что демонтировалось и распродавалось организациям. Там-то Бирдюк и раздобыл трубы. Это были трубы водоотлива — стальные и асбоцементные. Ему отпустили их по дешевке — сам откапывал и чистил. Только и расхода было, что на перевозку. В августе трубы привезли, и за осень кузнец со своими товарищами-механизаторами уложил их в щели, зачеканил и засыпал ямы бульдозером. Поле снова стало ровным. А над полем тут и там возвышались колонки. Точь-в-точь как по весне на лугу чернеют суслики.

Всю зиму возился Бирдюк со своей затеей. Раздобыл где-то старый движок с насосом и вечерами ремонтировал.

Снова наступила весна. В конце мая, когда овощеводы уже управились с посадкой рассады, председатель и говорит как-то на наряде:

— Завтра с утра приступайте к посадке капусты и помидоров на бирдюковском участке.

— Где это, на кичигинской пустоши? — переспросил бригадир.

— Да он еще и не думал пахать свой огород, — заметил председатель. — Сажать будем у Поповых Порточков.

Пришли рано утром туда овощеводы — батюшки мои! Земля разделана, что твой творог. Не успели бабы закончить посадку рассады, прискакал Бирдюк. Остановил мотоцикл на краю поля, молодцевато спрыгнул с сиденья, потом выбросил из коляски какую-то катушку и покатил ее по меже. Посмотрели бабы — пожарная кишка. Подтянул один конец к стойке, торчавшей из земли, что-то там поколдовал у колонки, и серый брезент шланга, будто змея, пополз, изворачиваясь, по земле. Еще миг, и из медного мундштука, которым оканчивалась кишка, ударила вверх белая струя воды.

Бабы с визгом разбежались. Бирдюк снял с ног кирзовые сапоги, засучил выше колен брюки, взял в руки кишку и зашагал по полю. Он поднял шланг над головой, и струя воды, падая, рассыпалась на мелкие брызги, которые светились разными красками, словно радуга. Закончив полив в одном месте, он забирал шланг, привинчивал к другой колонке, и снова дымчатая завеса воды ниспадала на землю. За какой-нибудь час кузнец управился со всем участком. И как ни в чем не бывало смотал шланг, сел на мотоцикл и уехал.

10

Летом Бирдюк поливал огород почти каждую неделю. Помидоры на поливных делянках вызрели к началу августа, а капуста была такая, что кочан гусеничным трактором не переедешь.

Сняли урожай, кузнец снова что-то надумал. В числе других машин колхоз приобрел у МТС легкий тракторишко для работы с навесными орудиями. На нем окучивали картофель, культивировали посевы кукурузы. Бирдюк, знавший все машины, завладел им. Вертелся, крутился возле него; приволок его к кузнице, приделывал что-то сзади. Оказалось, он приспособил к трактору бур — рыть лунки для посадки деревьев. Он сам разбил рядки, сам выкопал ямки. Оставалось достать саженцы.

За это дело взялся председатель. Поехал в Мичуринск, в институт садоводства, пригнал целый вагон всяких саженцев — и яблони разных сортов, и груши. А кустарников— вишни, малины разной — тьма-тьмущая.

Сажали сад всем селом. Бабы разрядились, как на праздник. Пришли и мы, учителя, а с нами и ученики старших классов. Деревца становились в ряд, стройные и прямые. Кое-где на них еще сохранились то желтые, то оранжевые круглые листочки. Ветер срывал их, но они упрямо не хотели падать на землю.

Вечером, когда все посадили, Таня Виляла и говорит председателю:

— Ох и жадный же ты, Иван Степанович! Ради такого дня хоть по стопочке бы поднес.

— А вам-то за что? Это Якову Никитичу причитается… Где он? Яков Никитич!