Такой главной книгой Сергея Крутилина стал роман «Липяги», носящий характерный подзаголовок «Из записок сельского учителя». Все повествование в романе ведется от имени учителя, родившегося и выросшего в деревне, занимающегося с ребятишками в школе в Липягах, рязанском селе. Нет никакого сомнения, что роман носит автобиографический характер. И все-таки не надо учителя Андрея Васильевича Андреева, рассказывающего о своих близких» родных и друзьях, о незатейливых сельских историях, о путях и тропинках липяговской жизни, отождествлять с романистом.
Некоторая дистанция между авторским «я» и повествователем-рассказчиком понадобилась С. Крутилину для того» чтобы чувствовать себя совершенно свободно в материале: учитель, не мудрствуя, рассказывает о слышанном, виденном и пережитом.
Писатель определил жанр произведения, как «Из записок…» Действительно, перед нами распутывается цепочка новелл-записок, не связанных сквозным, последовательным сюжетом. Каждая новелла сама по себе н вместе с тем — одна из колонн, поддерживающих все здание произведения. Я не оговорился, назвав «Липяги» романом. Перед нами большое по объему произведение, включающее в себя развитый и сложный сюжет, раскручиваемый, подобно киноленте, по частям-новеллам.
Что больше всего пленяет нас, читателей, в «Липягах»?
В произведении удивительно симпатична и привлекательна авторская позиция. Автор не отделяет себя от прочих липяговских жителей— вокруг он видит не только земляков, но и свойственников, которых знает с колыбели. Спокойно, добродушно и беспристрастно повествуется о событиях тридцати летней давности и о том, что происходит сегодня. Во взглядах на людей нет ничего от высокомерия приехавшего на село «изучать жизнь» и принимающего корреспондентские впечатления за глубинное постижение действительности. Свой пишет о своих. Он знает свет и тени; ничто не может укрыться от его наблюдательного взгляда, ибо он смотрит на происходящее не с высоты птичьего полета, а изнутри, знает пружины, двигающие явления. Он влюблен в поэзию народной жизни, но знает и прозу деревни, ее глухие и мрачные стороны. Он любит хлебопашца, но не благоговеет перед ним.
На первой же странице записок повествователь не оставляет и тени сомнения в своей кровной сопричастности к жизни, рисуемой в произведении: «Мой дед — потомственный липяговский мужик — не то что не умел читать «Псалтырь», но не мог вывести инициалы свои при жеребьевке. Всюду, где требовалась подпись, дед ставил крестик. А отец мой, Василий Андреевич, хоть и считался грамотеем — почему большую часть жизни проходил в колхозных бригадирах, — но, как помню, все время писал одним и тем же огрызком карандаша. Для Василия Андреевича, бывало, мука мученическая, когда ему приходилось проставлять чернилами бабий заработок в их трудовые книжки. Мать моя более всех учена. Она три года ходила с «буквицей» к нашему липяговскому дьячку. Она и по сей день пишет с «ять» и после каждого слова ставит точку».
Таково генеалогическое древо рассказчика. Но он вовсе не думает похваляться исконно крестьянским происхождением — окружающая среда для него естественна, как воздух, как ракиты, растущие во дворе, как колодцы, питающие водой деревенских жителей.
Все художественные качества книги — следствие «родственного» мировосприятия. Читая «Липяги», вспоминаешь афоризм давних лет; чтобы говорить красно, надо говорить честно. Поэтому о болях и утратах села Сергей Крутилин пишет вполне откровенно, но без дешевого обличительства, без стремления к журналистским сенсациям. В романе много лиризма, но не лирическая стихия составляет основу произведения. Автор показывает те исторические и житейские обстоятельства, которые сформировали характеры. Стержень всех обозреваемых новелл — социальность и народность. Цель автора не в создании полемических коллизий, а в обрисовке верности и полноты жизни. Отсюда — ясность и отчетливость эпического повествования, доверительная внутренняя интонация произведения.
О себе повествователь-рассказчик говорит скупо и неохотно. Но его присутствие обнаруживается во всех сценах — ведь мы глядим на жизнь глазами думающего, рассуждающего, активно действующего сельского учителя, человека наших дней. Вспомним сцены и разговоры из новеллы «Назаркин клад». В полевой стан вечером приезжает на тракторе Назарка, вчерашний солдат, форсящий в яркой клетчатой ковбойке, зачесывающий волосы под модных героев итальянского кино. Назарка рассказывает девушкам, моющимся у ручья: «— Ну, девчата, чудо!., русалку видели».
Девушки смеются над Назаркиным рассказом, а Назарка вполне серьезно поясняет:
«— Куст осоки, а из-за него, вижу, белеет. Сначала голова поднимается, а потом выше, выше, и уже грудь видна и все такое… Не растерялся — и разом к трактору. Включил фары, и красоточка сразу смоталась. Только вода в том месте заходила кругами».