Гремит звонок, гулко раскатившись по невидимому за дверью коридору, и в класс, быстро стуча каблучками, вбегает круглолицая, похожая на кошку учительница истории…
Бойкая звонкоголосая историчка напористо рассуждает о превосходстве социалистического планового хозяйства Советского Союза над загнивающей капиталистической системой.
Лена ощущает на себе пристальный взгляд Ледогорова.
Вот уже год Ледогоров преследует ее, сует в руку записки с неистовыми признаниями в любви, например: «Я не могу без тебя жить! Ты будешь моей и больше ничьей! Тот, кто завладеет тобой, не проживет и дня». И в каждой записке – стихи, корявые, яростные, кружащие голову.
До весны 1956-го года Ледогоров в упор ее не видел, а в марте как будто остервенился. Во время уроков, на переменках пялится на нее, а после школы неотступной тенью следует за ней и Костей. Просто поразительно, что Костя ничего не замечает.
Чудной этот Ледогоров.
Одиночка. В классе ни с кем не дружит. То ли Печорина корчит из себя, то ли Демона. А сам тусклый, лицо заурядное, как у солдатика. Аккуратный, ботинки всегда начищены до блеска. По виду - типичный отличник, зубрила, а учится, между прочим, средне. Глубоко погруженные в череп глаза тяжелы, неподвижны, точно у сумасшедшего.
Лена о записочках Косте не рассказывает. Еще чего! Недоставало, чтобы Костя и Ледогоров подрались из-за нее! Некоторым девочкам нравится, когда парни из-за них друг дружке лица разбивают. Она, Лена, не такая.
Поздний теплый майский вечер. На улицах еще полно прохожих. Костя от возбуждения кричит, размахивает портфелем.
- Пойми, сейчас главное – две вещи: ядерная энергия и космос!
- Ты что, сразу двумя заниматься будешь? - смеется Лена.
Ей отлично известно: от смеха она хорошеет.
Костя коротко взглядывает на нее, прижимает ее руку своим локтем.
- Лично я стану создавать ракеты. За ними – будущее. И оно наступает, Ленка! Оно совсем рядом! Представляешь, мои ракеты доставят космонавтов на Луну, на Марс, на Сатурн!
- На Венеру, - подсказывает Ленка.
- Нет, - морщится Костя, - на Венере жуткая жара, она ближе к Солнцу, чем Земля… Пойми, я нисколечко не хвастаюсь. Я не какой-нибудь Манилов. Скоро закончим школу. Поступлю в институт, стану инженером и - клянусь! - обязательно попаду туда, где делают космические корабли! И тогда…
- Ах ты, фантазер, - Лена ерошит его волосы. - Я верю в тебя, честное-пречестное слово! Бесконечно верю!..
Целуются в полутьме возле ее дома (мерзкие бабки, обычно сидящие на лавочке, отправились ужинать и спать). Костя нехотя удаляется. Лена входит в подъезд - и от неожиданности обрывается сердце: навстречу по ступенькам спускается Ледогоров, шепчет:
- Ты будешь только моей! Моей женой! Соперника я убью! Смирись, не противься судьбе!
И целует ее безвольную левую руку (правой она держит портфель). Лена холодеет, вырывается, мчится наверх, едва соображая, куда и зачем…
На ночь она запирает окно и засыпает с трудом.
Утром она вспомнит вчерашнее происшествие с улыбкой. Щупловатый Ледогоров покажется ей опереточным злодеем, а его романтические фразы – пародией на речи трагических героев из старинных пьес.
А все же страшно.
Нужно потерпеть, совсем чуточку, и Ледогоров навсегда исчезнет из ее жизни.
Только бы дождаться окончания школы!
Костя возвращается в свою квартиру.
Открывает мать. Уставляется на сына бешеными заплывшими глазками.
- Опять с Ленкой шатался? У тебя экзамены на носу, оболтус, а ты о чем думаешь? Жениться собрался? Всю душу повынимал, поганец! Знал бы отец!
- Он бы меня понял! - в запальчивости кричит Костя.
- Он просто выпорол бы тебя, паразит!
Зина срывает с плеча полотенце, намереваясь по привычке огреть сына.
- Не позволю меня бить! - кричит Костя. - Лупцевала, когда маленький был, а теперь – не позволю!
- Вот оно как! - подбоченивается мать. - Он не позволит! Вырос, дубина стоеросовая, на мое горе. Хорошо, не видит тебя отец, как бы он расстроился. Он смертью храбрых полег на фронте за то, чтобы у тебя была светлая жизнь, чтобы здесь фашистов не было, а ты…
Опускается на сундук, плачет. Зине под сорок. На ней безвкусный халат - синий, усыпанный красными розами.
- Ну ладно, мам… Чего ты?… - Костя неловко обнимает сотрясающиеся толстые плечи.
Она продолжает сквозь слезы:
- Тебе три с половиной годика было, когда на отца похоронка пришла… В сорок втором… В похоронке так и написали: «Пал смертью храбрых». Вот какой у тебя отец, ты на него равняться должен… Я одна тебя поднимала, на ноги ставила, кормила-поила… Одна… Того и гляди, фашисты нагрянут, а я с тобой на руках… Одна… А ты так матери отплачиваешь!..
По ее пухлым щекам текут слезы.
- Мы же почти нищенствовали. Я билась, как рыба об лед, во всем себе отказывала, чтобы ты ни в чем не нуждался. Вон у соседей, Боровиковских, и холодильник, и этот… телевизор. А у нас – шаром покати.
- Мамочка, послушай, я после школы поступлю в институт, а по вечерам стану вагоны разгружать. Я здоровый. А всю зарплату - тебе. Обещаю. Мам, ты погляди, какая жизнь начинается! Скоро человечество выйдет в космос!
Мать улыбается сквозь слезы.