Линия фронта

Небольшой еще плацдарм жил особой жизнью. Командир стрелковой роты лежал в десятке шагов позади цепи, когда по нему хлестнула откуда-то слева очередь. Он зло посмотрел в ту сторону и цыкнул на подбежавшего Евгения. Тот распластался рядом.

— Что залегли? — задал он дурацкий вопрос.

— С тыльной стороны — все стратеги!.. — прорвало пехотинца.

— Да я что…

— Ты прикрой слева! Видал?

За песчаным надувом подвигалось что-то массивное, в зарослях виднелась похожая на черепаху башня с крестом; и ползла она медленно, будто нащупывала путь. Вслед выползла вторая башня, третья, четвертая… Танки не стреляли, по ним тоже не били, и казалось, будто они исподтишка крались, рассчитывая на внезапность. Но обоюдная тишина эта была обманчива…

Евгений оглянулся, стараясь уяснить обстановку. На исходном берегу понтонеры приступили к наводке моста. Он понимал, что это значило, ведь и немцы наблюдали участок форсирования, не случайно их танки утюжили прибрежные заросли.

Устраивать минное поле по всем правилам военного искусства было поздно. Евгений развернул роту в цепь. Саперы держали по две противотанковые мины и, пригибаясь — что ничуть не скрадывало их на открытой луговине, — двинулись встречь танкам.

Евгений пошел в цепи.

Они шли под прицелом, это было трудней, чем под огнем; каждый ждал своего выстрела… Евгений затылком ощущал тоскливый взгляд пехотного командира.

Саперы двигались тяжело, словно на плечах лежало по сто пудов.

— Принять правее! — каким-то надтреснутым, чужим голосом скомандовал Крутов, приставив ко рту ладони. Команда вырвалась невольно — лишь стоило подумать о ней; она вырвалась не потому, что нужна была, а потому, что требовалось обозначить свое присутствие, необходим был голос командира. Саперы вообще-то понимали, какой маневр от них требовался, и шли, цепляясь глазами за желтеющую песком промоину, за ручеек, по которому надо было ставить мины быстро, внаброс.

На самом правом фланге шло отделение Янкина. Евгению казалось, что бойцы Янкина надежны, не подведут, он начал смещаться влево, ближе к берегу. За рекой было притягательно спокойно, хотя именно туда, по районам сосредоточения, беспрестанно гвоздила вражеская артиллерия.

Эти дальние, безопасные для саперов разрывы слышал и Янкин. Он видел всю роту и видел капитана; видел, как Крутов отвалил на левый фланг, поймал его обеспокоенный взгляд и понял, почему так. От доверия у него потеплело в груди.

— Так держать, — негромко и опять без видимой необходимости подал голос Евгений.

Янкин добрел до приметного стебля лошадиного щавеля и от стебля начал считать шаги. Никогда раньше он не думал, что шаги такие длинные и редкие: ра-а-аз… два-а-а… Всего на два шага отошел от щавеля, но успел схватить глазом все: и свое отделение, и широкую луговую даль и отвалившего влево капитана, и беззвучные силуэты вражеских танков. Он знал: стоило кому-то одному, у кого кишка тонка, залечь, и его примеру последуют другие, и тогда… Что будет тогда, Янкин не хотел и думать… Он прикинул расстояние до танков, убедился, что они должны бы уже стрелять, но огня все не было, и на какое-то мгновение ощутил вокруг себя удручающую пустоту. Ни единый звук, ни малейшее движение не доходили до его сознания. Даже собственная рука, которая раскачивалась взад-вперед, отложилась в зрительной памяти как нечто застывшее, словно омертвела, и Янкин с удивлением отметил на обшлаге бурое, как кровь, пятно. «Откуда? — И тут же вспомнил: — Чай из котелка, утром…»

На поле боя все будто замерло, в этом беззвучии Янкин терялся. Он сделал еще два растянутых шага, и снова перед глазами мелькнули трава, саперы, заречный лес… До пересохшего ручья рукой подать, но Янкину мнилось, что туда не добраться, что он никак не связан с подчиненными и влиять на них не может; на мгновение он дрогнул, сбился со счета и вывалился из строя. Со стороны могло казаться, что сейчас он побежит назад, но он взял ногу и вернулся на место. Вся цепь шагала в ногу, это было удивительно.

До ручья оставалось чуть-чуть. Янкин срезал угол пахотного поля и увидел под ногами замершую в испуге мышь. Недалеко была ее нора, но мышь оцепенела и дергала усиками.

— Пригото-овиться! — не по-военному, обыденно предупредил Крутов. Саперная цепь потеряла плавность, середина выпучилась, и по цепи полоснули танковые пулеметы.