Линия фронта

Крутов с группой саперов продвигался за правым флангом дивизии, к утру он вышел к берегу Палика. У озера был хорошо слышен ночной бой передового отряда, угадывался подход к реке главных сил, выделялась методичность залпов дивизионной артиллерии — казалось, что плацдарм уже расширился и бой перемещался на запад. На самом же Палике стояла тишина, плотный туман обволок кусты и камышовые заросли, спустился на воду. Вместе с Крутовым в группе было семь человек, они получили задачу проникнуть в тактический тыл гитлеровцев и окончательно нарушить коммуникации, поврежденные партизанами-подрывниками в период «рельсовой войны».

Всю ночь пробивались саперы по топям и непролазной чащобе, лишь к утру наткнулись на старую, укрепленную фашинами дамбу и убедились, что на ней когда-то лежала узкоколейка; во всяком случае, на насыпи местами сохранились шпалы с вмятинами от рельсов. Дамба вывела саперов к озеру, но в тумане даже урез воды не различался. Шедший первым Наумов с ходу втесался сапогом во что-то мокрое; под ногами у сержанта зафурчало, саперы отшатнулись от него, потом захлопало множество крыльев, и Наумов обронил:

— Ути…

Янкин недоуменно повернул к сержанту свое щербатое лицо: не ко времени, мол, однако ничего не сказал, крякнул по-утиному, скинул с плеч лямку, опустил на траву вещмешок с толом. Лицо и руки у него были влажные, он утерся рукавом, но гимнастерка тоже напиталась, и Янкин понял, что взмок не от пота, от болотной сырости. Рядом с его мешком сложили все остальное имущество, свалили надувную лодку, весла, мех со шлангом, подрывную машинку, харч. Нужно было хоть немного переждать — в непроглядной молочной пелене вытянутая рука становилась невидимой, — а потом уж соваться в незнакомое озеро, искать на той стороне предполагаемую дорогу.

Густой белый заслан поднимался медленно. Саперы привычно пошарили вдоль берега, надули и оснастили лодку. Наумов сам отвел ее к ближайшему кусту, начал привязывать и вдруг окликнул Евгения. Евгений увидел на плаву под кустом что-то бурое, это был вздувшийся труп, гимнастерка и брюки на нем лопнули. Дальше, в камышовом островке, качнулись от лодочной волны еще два, затхлый воздух тоже колыхнулся, обдал Евгения приторно-сладкой вонью. Евгений стоял на мокрой прибрежной полосе, он хотел сказать Наумову, чтобы тот перевел лодку в другое место, но, как и Янкин, ничего не сказал, повернулся и побрел, шлепая подошвами. Он старался не думать об увиденном, но мысли его возвращались к кусту за спиной, ему хотелось оглянуться.

— Товарищ капитан, тут приблудились… — раздался вдруг голос Янкина. Евгений увидел, как выбирались из болотистых зарослей люди, и с одного взгляда понял, что за люди: местные, возможно, даже партизаны, которых немцы блокировали в этом районе и о которых Евгений был наслышан.

Выходцы из тумана брели, падая от усталости и голода; впереди двое подростков с носилками в руках, в носилках лежала окрученная тряпьем женщина, за ней следовала еще одна, и дальше — подростки и дети. Все они подошли к солдатам, вкопанно остановились, будто не решаясь стеснить военных своим присутствием. Они так и застыли — с носилками на весу, с не верящими в счастливую встречу молчаливыми взглядами.

— Первые ласточки… — вырвалось у Янкина; он не сразу нашелся, не додумался приветить измученных людей. Потом уж, оглянувшись на подошедшего Крутова, прочитал в глазах командира укор, опомнился, перехватил у переднего хлопчика носилки. Раненая смотрела на новые лица и в их оживлении, в самой новизне давно не виданных своих, родных солдат ловила надежду на спасение. Она остановила взгляд на Евгении, подняла руку, сдернула темную косынку. Евгений разобрал, что на носилках девушка, ей было не более шестнадцати. Такой же зеленой оказалась и другая, когда окинула на плечи платок и рассыпала пшеничные волосы.

Саперы уже доставали у кого что было, угощали пришлых. Нашлись и консервы, и колбаса, и даже круглые трофейные плитки шоколада. Саперы догадывались, что партизанские отряды, их ударная сила — все, кто мог держать оружие, — вели бой, здесь же оставались одни тылы.

Евгений при помощи Янкина пытался перебинтовать девушку, но это оказалось невозможно, тряпичные лоскуты накрепко присохли к ранам; вдобавок обе ноги были примотаны к самодельным лубкам.

— Держись, девочка! — Евгений присел возле ее изголовья, но раненая забылась, потеряла силы. «Нас собаками… фрицы…» — вполголоса твердила она.

Нужно было греть воду, Янкин принялся раздувать костер. Ему помогали товарищи, набрали сушняку, но на Палике уже рассеивался туман, саперам пора было в путь. Евгений связался по рации со штабом, доложил о встреченных местных жителях. Он так и не знал, что военная тропа его пересеклась с партизанскими тылами отряда Бойко…

Разведчики Владимира Богдановича перебрались через кладочку, вернее, давно поваленное, облысевшее дерево. Сразу от кладки поднимался крутой обрыв, разведчики взбежали наверх, где была сплошная стена леса и можно было отдышаться; но отдыхать не пришлось, оглянувшись, Сахончик предупредил:

— Немцы!