Лимонный хлеб с маком

– Как дела? Чем могу помочь? – сухо спросила она на майорканском языке.

– Будет тебе, Кати. Мы не понимаем по-майоркански.

– Урсула, да ведь ты здесь уже много лет, черт подери. Могла бы и выучить.

Марина незаметно улыбнулась. Видно, дамы давно знают друг друга.

– Кончай дурачиться, Кати, – потребовала Урсула.

– А я понимаю майорканский язык, но не говорю на нем, – встряла Марина.

– Ну, и чем же я могу быть тебе полезна? – спросила Каталина по-испански, уставившись ей в лицо.

– Если честно, Каталина, я совсем не знакома с Марией-Долорес, а мы с сестрой получили от нее наследство и очень удивлены… Я хочу узнать причину. Почему нам? Она ведь совсем нас не знала.

– Мне ничего не известно, – поспешно перебила ее Каталина, опустив глаза. – Знаю только, что проклятый инфаркт вдруг забрал у меня подругу. А с ней исчезла и моя работа, и почти все, что у меня было. Вот и все, что я могу сообщить.

– Извините, Каталина. Я просто ищу ответ. Пытаюсь выяснить почему. Нельзя же было оставить такое ценное место кому-то незнакомому. Тому, кто тебе безразличен.

Они помолчали, глядя друг на друга. Каталина продолжала молчать.

– Она когда-нибудь говорила о Нерее Веге?

– Нет.

– Вы уверены? Нерея Вега – моя бабушка. Ее девичья фамилия Арройо.

– Никогда не слышала о вашей бабушке.

– А моего отца звали Нестором. Моя мать – Ана де Вилальонга.

– Ни разу в жизни не слыхала этих имен.

Каталина покачала головой. Марина немного выждала. Ее интуиция подсказывала, что эта женщина знала больше, чем говорила.

– Ну, я не хочу вам надоедать. Спасибо за потраченное время, Каталина.

– Да не стоит. Всего хорошего, – сказала та на прощанье, закрыв дверь и оставив их в недоумении.

– Ты убедилась, насколько жители Майорки закрытый народец? Ну ладно, мой богатый опыт говорит, что столько односложных слов произнесено не просто так. Ведь она была ее единственной подругой, – напомнила Урсула.

Они пошли прочь.

– Ты облажалась, Каталина. Вы проводили вместе целые дни, к тому же всю жизнь пекли хлеб, вставая на рассвете. А теперь она убивает время взаперти, смотрит телевизионные тусовки и заботится о своей матери. И уж если я стара, то эта сеньора должна быть вообще ископаемым существом… Знаешь, такова традиция. Когда всю жизнь вкалываешь, тяжело вдруг оказаться на пенсии. Но потом дни и месяцы идут своим чередом, и ты привыкаешь…

– Пекарня заполнена мешками с мукой. Жаль, что мука портится. Может, пока я здесь, пекарню удастся снова раскочегарить. Правда, пока не знаю, сколько я тут пробуду.

– О, ты сделала бы большое одолжение Каталине и всему поселку. Ведь это единственная пекарня с дровяной печью, где готовили настоящий хлеб. А теперь приходится ехать за таким в Сольер или покупать белые безвкусные батоны в супермаркете.

Они двинулись назад, к дому Каталины, которая с угрюмым лицом снова открыла им дверь.

– Чего вам еще надо? – строго спросила она на майорканском диалекте.

И Марина, и Урсула хорошо поняли фразу. Однако какой бы угрюмой ни была близорукая женщина с сурово сдвинутыми бровями, какие бы грубые слова ни произносила, она была не способна слишком их запугать.

– Каталина, не знаю, как вам объяснить, но вы сможете снова поработать в пекарне, пока я здесь. Жалко терять столько муки.

– Там ее на полгода, я-то знаю. На шесть месяцев муки хватит… – Каталина повторила вторую фразу по-испански.

Она умолкла и, казалось, погрузилась в раздумья.

– Ну, давай же, Каталина. Ты лучше всех печешь темный хлеб, а вместо этого уже два месяца ловишь мух у телевизора, – вмешалась Урсула.

– Ох уж эта немчура. Вторгается на наш остров и несет всякую чушь, – ответила ей Каталина.

– Дуреха, я не немка, а аргентинка. Мы же знаем друг друга столько лет.

Каталина взглянула на Марину, но та молча ждала.

– В одиночку я не справлюсь… В пекарне слишком много работы для пары рук, – заметила булочница.

– Эй, хватит издеваться, у меня артрит, – перебила ее Урсула. – Разве ты никого не знаешь, кто помог бы?

Каталина цокнула языком и покачала головой.

– Послушайте, сеньорита, все это очень странно… Я вас совсем не знаю. К тому же сейчас у меня полно дел. Извините, – сказала она на прощание, взявшись за ручку двери.

– Если передумаете, я буду там.

Каталина прикрыла дверь.

– Да, голыми руками ее не возьмешь.

– А я упрямая, как мул, – заявила Марина.

Она осмотрела пекарню, словно впервые. Открыла и закрыла пустую дровяную печь. Передвинула мешки с мукой и поштучно их пересчитала. Оглядела связки дров. Над ними на гвозде висели два белых фартука. Над столом, где, как она предположила, вручную месили хлеб, заметила кое-что, чего не увидела накануне: два пожелтевших исписанных листка бумаги, приколотых к стене канцелярскими кнопками. Она прочла их. Первое, на что обратила внимание, – детский почерк, а выцветший цвет бумаги наводил на мысль, что листки висят уже много лет. Наверняка девочка аккуратно исписала их, стараясь выдерживать прямую линию строчек.

На первом листке указаны пропорции ингредиентов традиционной сладости Вальдемосы:

И вспомнила, как несколько раз смаковала такой торт.