Лимонный хлеб с маком

Дорогая Марина,

пишу, чтобы поздравить тебя с Новым годом. Надеюсь, что в этом году сбудутся твои мечты и что ты сможешь также простить меня за все.

А теперь прощаюсь с тобой до тех пор, пока ты не изменишь свое решение. Я люблю тебя и всегда буду любить.

Твоя сестра и подруга,

Анна.

Это письмо было единственным, которое она хранила, когда год спустя рассталась с Джереми и начала карьеру в качестве гуманитарного работника в неправительственной организации «Врачи без границ».

Ей понадобилось десять лет, чтобы ответить на это последнее послание. Холодным утром 25 декабря 2007 года Марина просунула в прорезь почтового ящика дома номер 17 на Бергманштрассе в Берлине письмо, первые слова которого гласили:

Дорогая сестра, дорогая подруга,

время летит слишком быстро, и я теперь не вижу смысла в нашей разлуке. Конечно, рождественские даты вызывают у меня грусть, ностальгию, не знаю, что еще… Мне потребовалось много лет, чтобы решиться, и я сознаю это. Но теперь, если хочешь, я вернусь…

Это письмо восстановило эпистолярное общение между ними. Последовали электронные послания и несколько телефонных звонков. Однако больше – ничего. У каждой собственная жизнь, а разлука была слишком долгой, и лишь неожиданное наследство сделало возможным их воссоединение…

Начался сильный дождь. Ворота сада оставались полуоткрытыми; Марина вошла, и ей понадобилось всего лишь мгновение, чтобы заметить, как обветшал дом ее детства. Каменный фасад казался более старым, чем когда-либо. Лимонное дерево в саду засохло. Бассейн наполнен зеленоватой зацветшей водой. Она не почувствовала ностальгии, которая прежде ею овладевала. Это место вдруг показалось совершенно чуждым.

В дверь стучаться не пришлось – Анна ее распахнула. Их взгляды встретились, прежде чем сами они приблизились друг к другу. Четырнадцать лет – долгий срок. Марина мигом заметила битву, которую сестра начала вести со своим увяданием. Увидела ее распухшие от ботокса морщины, неподвижный лоб, приглаженные волосы с осветленными прядями, тощее тело, в котором теперь доминировали силиконовые груди под старым светло-коричневым кашемировым свитером с V-образным вырезом. Анна, взглянув на сестру, обратила внимание на привычные прямые черные волосы, стянутые назад в длинную косу, вокруг глаз появились новые морщинки, когда она слегка улыбнулась, и тут же – знакомые милые ямочки на щеках. По непонятной причине Марине стало стыдно и она почувствовала себя почти виноватой, когда увидела полные надежды глаза сестры. Как гласит любимая поговорка их бабушки, глаза – зеркало души, и она убедилась в том, что уже и так знала: Анна – добрая, хрупкая душа, не способная причинить зла или вреда, защитить себя, а тем более выступить в защиту других.

Все это пронеслось в голове за мгновение. Анна подошла к ней и обняла. Молча. А Марина словно приросла к земле, но потом медленно подняла руки к талии сестры и обвила ее. Без слов они обнимались десяток секунд.

– А вот и моя свояченица! Как твои дела?

Голос Армандо, как всегда громогласный, разъял сестер и, естественно, помешал им. Он подошел к Марине с распростертыми объятиями, приобнял и похлопал по спине, завершив звонким поцелуем в щеку… Будто ничего и не случилось. Марина улыбнулась, заметив, что ее зять раздался в габаритах, а его обычная копна волос теперь седеет. Он в безупречной белой рубашке с чуть потертой вышивкой лошади на груди, в темно-синих джинсах и кожаных туфлях фирмы «Мартинелли». Ее друг Зигфрид, немецкий медбрат и ярый поклонник автогонщика Шумахера, сказал бы, что Армандо – двойник спортивного директора автомобильных гонок «Формула-1» Флавио Бриаторе, уже сошедшего со сцены.

– Красива, как всегда. Время на тебя не влияет. Взгляни на цвет ее волос, – польстил Марине Армандо, обращаясь к жене. – Прошлое забыто, так ведь? Входи, добро пожаловать.

Анна молчала, следуя за мужем, когда он ввел их в гостиную. Одно это уже свидетельствовало о том, что, как и полагала Марина, в их браке ничего не изменилось.

– Пойду скажу девчушке, что ты приехала. Я в вашем распоряжении, – объявил Армандо, поднимаясь по лестнице на второй этаж.

Марина сняла куртку, и Анна водрузила ее на вешалку. Они сели на диван и, глядя друг на друга, не знали, с чего начать. Их молчание нарушила филиппинка, которая принесла поднос с моллюсками, оливками и водой в кувшине.

– Это Имельда.

– Привет, Имельда. Как дела? – Марина поздоровалась, привстав с дивана и одарив служанку двумя поцелуями. – А я – Марина, рада встрече.