Лимб

Я рассматривал каждую вазу, каждую жалкую фарфоровую фигурку на полках как затаившийся хищник своих жертв. Как сладко полетят осколки, когда я снесу их с постаментов стабильной и сытой жизни!

Хлоя захрипела. Восстанавливаются связки. Я мельком глянул на неё и тут же отвёл взгляд. Слишком она напоминала мне живых мертвецов из кино.

Я подошёл к зеркалу. Отражённый я оказался чуть краше сгоревшей тётки — достижение. Но что это? Распятие в отражении было перевёрнуто… Я обернулся — нет, висит как обычно. А в зеркале — перевёрнутый. И как очки не слетают с его носа?

— Ей было нестрашно гореть, — сказал Доктор на кресте. Я решил не спрашивать, — Она уже один раз сгорела. Не буквально, конечно.

— А?

— Хочешь посмотреть? Загляни ей в правый глаз.

Я пересилил неприязнь и вперился в мутное желе, плавающее в правой глазнице моей спутницы…

* * *

Моё тело шевелило ногами, перебирало руками, не слушалось меня. Мои глаза видели стильную, но грязную кухню, полную немытых тарелок и мусора, заглядывали в пустой холодильник, что-то искали. Потом они уловили зелёный лак на моих ногтях, и я понял — то не мои глаза, а Хлои.

Я смотрел скучный фильм из её жизни. Героиня сожрала сухие мюсли — у неё не нашлось ни молока, ни сока, чтобы их залить. Выпила воду, сунув голову прямо под кран и замочив свои рыжие волосы. Её это не особо заботило.

Её взгляд остановился на циферблате часов в форме домика. Девять часов двадцать три минуты. За окном темно, значит, сейчас вечер.

Затренькал телефон.

— Йо, как дела?

И тут Хлое нет чтобы ответить «Хорошо, а у тебя», как сделал бы на её месте любой нормальный человек, так нет — из неё полился поток жалоб, из которого я не вычленил ничего стоящего. Я смутно понял, что она слишком поздно вернулась с прошлой тусовки, завалилась спать и проспала свой день рождения, до конца которого остаётся меньше трёх часов.

— Это плохо, сис, давай, подъезжай, спасём твою днюху. У меня есть кое-что, что тебе понравится.

Естественно, она тут же подскочила, как ужаленная, и побежала натягивать дурацкие чёрно-розовые наряды, года так из две тысячи восьмого или девятого родом, потом менять их (она переоделась раза три), краситься…

Когда Хлоя вышла навстречу летнему вечеру и открыла дверь машины, мне было так скучно, что я готовился сойти с ума с минуты на минуту. Стоило ей нажать на газ, я приказал себе прекратить смотреть этот артхаус. Хватит!

В ушах моих загудело — словно я стоял в шаге от реактивного двигателя. Картинка потемнела, и я провалился в лабиринт из множества широких труб, полетел по известному одному Хаосу маршруту. Мне почудился другой человек, наряженный в чудной костюм, похожий на средневековый; я знал, что он так же, как и я, смотрит кино чужими глазами. Он не видел меня; а я мог наблюдать его лишь одно мгновение, и этого хватило, чтобы ощутить глубину исходящего от него зла. Нет, не так — Зла с большой буквы. Меня охватил панический ужас, ровно такой, как когда Доктор «повесил» меня. Если бы у меня в тот момент было тело из плоти и крови, его сердце, пожалуй, тотчас отказало бы.

Когда меня выбросило обратно в Лимб, я был покрыт ледяным потом и весь дрожал. Тот человек… вряд ли это вообще человек… я не должен был его увидеть.

Доктор недовольно хмурился. И я понял — эти двое принадлежали к одному виду. Или, как минимум, Доктор был ближе к тому воплощению зла, чем ко мне. А я ведь даже не мог объяснить, что вызывало во мне такой страх! С виду человек, как человек…

— Чего это вы не стали досматривать? Неинтересно?

— Пусть у меня впереди вечность, я не собираюсь тратить её на зрелище, как кто-то жрёт и гадит.

Мучитель на кресте вздохнул.

— Это ж надо было всё так испортить. Её история в чём-то интересней вашей.

— Тем более не хочу смотреть, — сказал я. — А то вдруг от зависти позеленею.

— Тот праздник закончился для неё групповым изнасилованием, — вкрадчиво произнёс Доктор.

— Ну и что?

— Как что?! Вам всё равно?

— Да вообще плевать. Сомневаюсь, что когда её пустили по кругу, ей было больнее, чем когда она превратилась в головёшку.

— Психическая боль и физическая — вещи несравнимые, вам ли не знать?

— Я слыхал, что «психическая боль» — оправдание для нытиков.

— Какая потрясающая поверхностность.

Я отцепил зеркало и отвернул его к стене. Когда я, полный торжества, обернул к распятию на стене, его уже не было. Теперь голос Доктора зазвучал прямиком мне в мозг.

— …так вот, когда на ней надругались — обратите внимание, в её собственный день рождения, наша Хлоя запомнила лицо каждого насильника.

Я невольно взглянул на её собственное лицо — оно уже была покрыта розовой кожей. Один огромный шрам от лба до кромки волос, б-р-р.

— Зачем она вообще туда поехала? Подорвалась, как на пожаре.

— Наркотики? — отозвался Доктор, скорее вопросительно, чем утвердительно. — Поэтому она не стала обращаться за помощью к отцу. Вы видели тот дом и обстановку, должны были догадаться, что она не сама заработала на такое жильё… Но она самостоятельная девочка, мне нравится. Взяла месть в свои руки. Итак, вы хотите знать, что было дальше?

— Нет.