Лихое времечко

Морская цинга

Шел корабль, не дни – недели,
не видались берега,
солонину тухло ели,
да по капельке вода.

Штурман болен, с капитаном
те же беды, что уж там,
вся команда захворала,
мчит кораблик по волнам.

Нет приказов у штурвала,
в даль влечет одна вода,
а беда – никак ни мало —
черная болезнь – цинга.

И что утро – снова тело,
в саване из простыни
за борт – море чтоб пригрело:
– Спи, моряк, пусть снятся сны.

Ожидание встречи

На берег девица с тревогой пришла,
а взор – словно омут потухшего дня,
сидит и печалится, паруса ждет,
Где ж милый так долго, что ж он
не плывет?
Не ведает дева, что в море лихом
гроза приключилась, раскинулся шторм,
и милый средь рыбок беспечных на дне,
качаются щепы одни лишь в волне.
И грустью стекает слеза на песок,
в слезе той восходит молитвы росток,
а море спокойно и гладко вдали
и манит по новой к себе корабли…

Веселый боцман

Веселый боцман курит трубку,
и речь слышна, что с матерком,
не унывает – шутка с шуткой —
и не беда – хоть с ветерком.

Дружны душевно с капитаном,
в каюте разливают ром,
и усмиряют ураганы,
и девиц щупают тайком.

В портах – бордели с кабаками,
матросы – лучшие друзья,
бывал тот боцман бит врагами,
но снова шутка губы жгла.

Был не женат, надежно холост,
детей сопливых не любил,
ласкал его девиц лишь голос,
да шум ветров и моря пыл.

Так и ушел в угаре пьяном,
в портовом грязном кабаке,
устало сердце – скажем прямо —
но жизнь прожита не в тоске.

Смерть капитана: морской рассказ

Набралась команда скопом,
кто бродяга, кто пират,
быдло палубное, словом,
лишь отрада – капитан.

Молод был, не глуп, вот опыт,
что ошибкой подкачал,
черт, видать, толкнул под локоть —
слеп был – вот и чернь собрал.

А расплата – недалече:
бунт и висильна петля,
тело мертвое увечно,
долго мучили ветра.

А команда распивала
ром из бочек, бутылей,
первый шторм – и все пропало —
ты их только не жалей.

Щепы плавают по волнам,
рыб наплыло косяки,
Бог расправился по полной
за жестокость на крови.

Морские открытия

И возвращались моряки,
и вновь любимых покидали,
и мысли гнали той тоски,
а взгляды в море устремляли.
В былом и нынче – старина,
и тянут голубые глади,
пускай открытий новизна —
погребена на сотни пядей.
Казалось бы, что в новый век
все карты писаны до точки,
но так устроен человек,
он снова ищет многоточий.