Life Goes On

У меня был такой элегантный стояк, что в случае необходимости я мог бы поставить на него тарелку с колбасой, поднимаясь к ней по лестнице. Я положил руку ей на ногу и нежно коснулся бедра под юбкой. Моя рука прошла так далеко, как только могла. Она была в возбуждена. Я был не за горами. Будучи влюбленным, я кончил слишком быстро, когда мы легли на диван. Я хотел, чтобы она сняла одежду, но она сказала, что уже слишком поздно. Такой легкий успех был для меня плох. Я ожидал, что буду преследовать ее несколько дней, а может и недель, но она организовала так, чтобы события развивались в своем особом темпе, что в наши дни женщины делают все чаще и чаще. Именно так мы трахались сейчас. Вернувшись из ванной, она сказала: — Я бы хотела еще выпить.

— Извини, наши оргазмы не сработали вместе.

Она улыбнулась и поцеловала меня в щеку.

— Я бы еще хотела сигарету.

Мы сидели в гостиной.

— Я не знаю, кем и какой ты меня считаешь, — сказала она, — но я уверена, что твои предположения в любом случае  ошибочны. Мой отец был врачом и умер десять лет назад, когда мне было двенадцать. Однажды он пошел в больницу, а через два часа администратор позвонила моей матери и сказала, что у него случился сердечный приступ. Ему было шестьдесят, и они были женаты пятнадцать лет. Он очень много курил и пил, и это его убило. А также переутомление. Я была единственным ребенком. Моя мать была на двадцать лет моложе отца. Денег у нее практически не было, и она устроилась секретарем к врачу, чтобы оплатить мое образование. Если бы не дядя Джеффри, я думаю, она бы погибла. Он брат моей матери. Он был замечательным человеком и до сих пор помогает, хотя у него есть собственная семья. Но детей у него больше не будет, потому что три года назад ему сделали вазэктомию.

Неужели никогда не будет скучного момента, хотя бы минуты без происшествий, без единого сюрприза? По сравнению с этим работа в Могленде была занятием для пожилых людей. Всего несколько часов назад я ударил Джеффри в лицо за то, что он сделал Марию беременной, и тут Фрэнсис сказала мне, что такое не могло быть возможным. Я был слишком потрясен и не мог молиться, чтобы земля поглотила меня. Неудивительно, что он смеялся. Была ли это мысль о том, что его вазэктомия снова не сработала? Или он знал, что это надежно, и его справедливо позабавило мое сумасшедшее обвинение? Но если не он, то от кого Мария забеременела? Она солгала мне, хотя если бы она этого не сделала, я бы никогда не поехал к Харлакстонам и не встретил Фрэнсис, чтобы привести ее в жилище Блэскина (столь же возмутительной ложью) и подтвердить нашу дружбу более восхитительным сексом, чем в чулане для метел в «Кошке с пальмовым маслом» с Этти. Казалось, было мало надежды остановить эту кольцевую развязку, пока я дышу. Начало жизни продолжается до конца.

—Ты уверена, что ему сделали вазэктомию?

— Я знаю врача, который это сделал. Он был одним из старых друзей моего отца. Я также знаю врача, который уговорил Джеффри сделать это. Его звали доктор Андерсон. Джеффри в то время собирался к нему на сеанс психоанализа, потому что у него случился небольшой срыв, и его рекламная фирма оплатила лечение. Джеффри был в абсолютном ужасе перед концом света. Он сказал, что не может вынести мысли о том, что его дети сгорят в дыму и пламени одновременно с ним. А мысль о том, чтобы завести еще одного или двух детей, чтобы их тоже сожгли, была еще более ужасающей. Он назвал такие муки уплатой налога Молоху. У него были апокалиптические видения убийства Элизабет, затем детей и самого себя. Он думал, что может проснуться посреди ночи и залить дом кровью. Так что, по крайней мере, он был полон решимости не иметь больше детей и не пополнить список жертв.

— Он такой веселый, экстравертный парень, — сказал я.

— Я знаю. Но эта проблема парализовала его, и даже тот факт, что тетя Элизабет принимала таблетки, не убедил его в том, что у него больше детей не будет. После вазэктомии он был нормальным, даже полон энтузиазма и вернулся к работе. Если бы мне пришлось поделиться с кем-нибудь своим представлением о хорошем человеке, я бы рассказала  о Джеффри.

Здесь было что-то не так, что неудивительно, учитывая ее мнение о таком дерьме, как Делф. Тем не менее, я должен был извиниться перед дядей Джеффри, так же как я должен был отшлепать Марию. Еще одним моментом, который меня раздражал, было то, как постоянно появлялся доктор Андерсон, злой гений преступного мира психологии. Он казался таким же большим вредителем в политике, как Моггерхэнгер в социальной жизни, и если бы у меня былахоть какая-то возможность, я бы отключил обоих. Вопрос был только в том, как.

 — Вам что-нибудь известно о докторе Андерсоне?

Я вполне ожидал, что она представит список его добрых дел, рассказав мне о том, как он был великодушным сторонником пяти тысяч сирот в странах третьего мира, что он лично мыл кружки в столовой у моста Ватерлоо в субботу вечером и что он управлял приютом для избитых жен в Глазго.

— Думаю, мне хотелось бы еще выпить.

— Охотно. Сигарету?

Она разгладила юбку и вытянула ноги.