- Если бы вы собирались войти, подергали бы за ручку. Я бы услышал, у меня отменный слух. Нет, сударь. Вы стояли и п-подслушивали. Желали знать, удалось ли вам свалить вину на абрага? Нет, не удалось. Где вы были минувшей ночью? Разумеется, у себя в спальне, и никто не может это подтвердить.
Котэ давай креститься – размашисто, как мельница, когда она крыльями крутит.
- Я же вам клялся Иисусом и своей бессмертной душой, что я не убивал папочку! Все знают, батоно Ладо знает – я в Бога верую! Я бы никогда, никогда не дал такой клятвы ложно. Бог за такое сурово накажет!
Пришлось мне за него заступиться.
- Это правда, батоно Эраст. Котэ с детства был молитвенник. Все посты соблюдает, перед иконами по часу на коленках стоит.
- Всю прошлую ночь, до рассвета, я был в деревне, в церкви, у отца Амвросия. – Молодой князь уж и носом зашмыгал. - Сначала исповедовался, потом молился перед иконой Богоматери, чтобы она помогла мне обрести независимость и поскорее попасть в Париж. Я не знал, что моя мечта осуществится так быстро и таким ужасным образом...
Слезами залился, сморкается.
Фандорин на меня смотрит: верить, нет?
Я кивнул. Отец Амвросий, которого назначили на приход после меня, со знатными и богатыми угодлив. Коли молодому князю пришла фантазия изливать душу и молиться до рассвета, Амвросий про себя, конечно, чертыхался, но терпел.
- Не верите - спросите у отца Амвросия! – прогнусавил Котэ. - Что вы на меня так смотрите, батоно Ладо? Вы знаете, что такое «алиби»?
- Знаю, - говорю. - Я газеты читаю. Не обижайтесь, уважаемый, но вы могли убить князя, когда вернулись домой на рассвете. Луарсаб в оранжерее иногда до утра дрых... То есть почивал, - поправился я из уважения к покойному.
Котэ на меня мокрыми глазами похлопал. Вынул из-под рубашки крестик, поцеловал его, трижды перекрестился.
- Вот, на кресте клянусь! Я отца не убивал!
И руку к потолку поднял, а лучше сказать воздел.
Как было не поверить? Я Котэ с детства знаю, он у меня в церкви звонче всех дишкантом пел.
- Батоно Эраст, - говорю, - я, конечно, не сыщик, но людские души вижу. Князь правду говорит. Не убивал он. Я ему верю.
Думал придется Фандорина убеждать, а нет.
- Судя по состоянию тела, смерть наступила не позднее полуночи, - сказал он. - Так что у Константина Луарсабовича, если он ночью был у священника, действительно железное алиби. Отца Амвросия я потом допрошу, а пока, сударь, вы свободны.
- Ах, вы измотали мне все нервы! – взвизгнул Котэ и с ужасным кожаным скрипом удалился.
Я спрашиваю Фандорина:
- Что будем делать, а? Каха, который грозил Луарсаба убить, не убивал. Котэ, который «кипродест», тоже не убивал. В газетах пишут «следствие зашло в тупик». Мы зашли в тупик, да?
- Увы, - развел он руками. – Но это не значит, что следствие останавливается. В подобных случаях я применяю метод, который называется «Лягушка Басё».
- Какая-какая лягушка?
- Басё – это великий японский поэт, жил в семнадцатом веке. Он прославился короткими стихотворениями всего из трех строчек. Самое знаменитое из них такое:
Я засмеялся.
- И всё? «Лягушка плюх»? Шутите, уважаемый? Какое это стихотворение?
Вот это – стихи! Великий Шота Руставели написал!
Фандорин улыбнулся.
- Западная поэзия вся про то, кто что должен, что не должен. Она давит на слушателя, не оставляет ему возможностей для какого-то иного т-толкования. Русская такая же: «Ты – царь, живи один». «Мой друг, отчизне посвятим души прекрасные порывы». Сплошные инструкции, а не стихи. Японская поэзия не объясняет человеку, чему он должен посвятить души прекрасные порывы. Пусть душа сама разберется. Стихотворение лишь подталкивает душу в нужном направлении, открывает ей г-глаза.
Я ему насмешливо или, красивее сказать, иронически:
- Ну и куда нас подталкивает ваша лягушка? Зачем она прыгнула? Что это вообще такое – «плюх»?
- Видите, господин Ладо, у вас возникли вопросы. Вы задумались. А дальше окажется, что для меня «плюх» - это одно, а для вас, возможно, нечто д-другое.
Я не возьму в толк, шутит он или серьезно. Спрашиваю:
- И что такое «плюх» для вас, позвольте узнать?
- Зримое и острое ощущение звонкой скоротечности жизни. В гораздо большей степени, чем если бы поэт написал что-нибудь вроде...
На секунду-другую задумался и продекламировал на грузинский манер: