Пусть нас на этом свете любят немногие, но очень сильно, а все остальные пусть будут с нами просто вежливы, больше от них ничего не нужно.
А кто выпьет не до дна, тому не достанется от людей ни любви, ни даже вежливости.
Выбор продолжения:
Вы прочитали ветвь повествования для выбора
Или, может быть, вы хотите сделать два шага назад и прочитать как развивались события на
Или даже начать с самого начала и прочитать версию истории от
Тост третий
Или гадюка?
Тоже, как вы, думаю!
Наш преступник… или преступница хитрый и умный. И кроме как умом ее, то есть его, нет, наверно все-таки ее не возьмешь. Чутье для собаки хорошо, а мы люди. Правильно?
Так я Фандорину и сказал.
- Что ж, - говорит, - тогда нужно выбрать дедуктивный метод, больше всего подходящий для нашей ситуации. Мы явно упускаем из виду нечто важное. Или же видим, но в искаженном свете. Помолчите немного. Дайте мне сосредоточиться на з-задаче.
Мы вернулись на место преступления, где бедный Луарсаб всё лежал под буркой. Фандорин стал ходить по оранжерее, щелкая своими четками. Я смотрел на него, поворачивал голову вправо-влево, вправо-влево и скоро заскучал.
Скучать я плохо умею. Сразу начинаю новый тост сочинять, на будущее.
Тост у меня получился русский, потому что я на Фандорина смотрел (а он русский).
Поехал богатырь по белу свету славу искать. Едет на коне по чистому полю, вдруг видит – камень. На камне написано: «Налево пойдешь – голову положишь. Направо пойдешь – инвалид будешь. А прямо пойдешь – даже говорить не хочу, такой там ужас».
Вы бы куда поехали: налево, направо или прямо?
Богатырь подумал-подумал и назад повернул, домой. Потому что он умный был.
Так выпьем за то, чтобы мы никогда не ходили туда, куда умные люди не ходят.
Налил я себе вина, чтобы за это выпить, но батоно Эраст вдруг остановился и говорит:
- Пожалуй, здесь следует применить метод, который называется «Лягушка Басё».
- Лягушка чего? – спрашиваю.
- Не чего, а кого. Старинного японского поэта по имени Басё. Он для японцев как Шота Руставели. Только Руставели сочинял очень длинные стихи, а Басё сочинял очень короткие. В большинстве из них всего три строчки. Они называются «хокку».
- Что это за стихотворение – всего три строчки?
- Японцы ценят к-краткость.
- Представляю, какие у них тосты. «Банзай!» – и выпили?
- Не «банзай», а «кампай», но давайте не будем отвлекаться. Самое знаменитое хокку великого Басё звучит так:
- Красиво. А что это значит?
- Перевести можно так:
Мне не понравилось. Вежливо говорю:
- По-японски было красивей. Что это за стихотворение – «плюх»?
Он мне:
- Вот и Басё хотел, чтобы читающий об этом задумался. Представил себя лягушкой, прыгающей в пруд. Когда субъект приходит в соприкосновение с объектом, возникает эфемерный, одномоментный эффект.
Это я не понял.
- А?
- Впрочем, не будем углубляться в т-трактовку классического шедевра. У него восемьдесят восемь канонических интерпретаций, не считая бесчисленного количества индивидуальных. Потому что каждый волен понимать хокку по-своему. Тем более, что в основе моего дедуктивного метода не общеизвестный вариант стихотворения про лягушку, а одна из его ранних редакций. Басё несколько раз менял концовку. При запутанном расследовании, которое ходит к-кругами и никуда не приводит, я беру на вооружение такую версию трехстишья:
Я заметил:
- Гадюки в воду не прыгают. Они ползают.
- Японские гадюки-мамуси прыгают. Но оставим серпентологию. Вы заметили, как последняя строчка перевернула весь смысл стихотворения? Мир, который кажется идилличным, может таить в себе ядовитую опасность.
Так и есть. Например, в прошлом году распечатал я кувшин старого вина. Понюхал – ароматное. А выпил – три дня живот болел. Испортилось!
- Кто-то прыгнул в воду, - продолжил батоно Эраст. - Нам показалось, что это безобидная зеленая лягушка. Но что, если это была зеленая з-змея?
Он повернул голову и стал смотреть на стену, где висел ковер, а на нем – старинное оружие. Подошел. Я думал, он хочет поглядеть на место, где был кинжал, которым зарезали Луарсаба. Но Эраст-батоно стал трогать другие кинжалы и сабли.