Лев пробуждается

Покачиваясь, будто пьяная тень, она обнаружила, что глазеет, разинув рот, на группку скорчившихся фигур, рычащих звериных силуэтов, смутно обрисованных на фоне серого света умирающего дня, чуть позолоченных желтым светом чадящего рогового фонаря. Один обернулся, и Изабелла увидела липкий от крови нож в перепачканной руке. В другом кулаке он сжимал длинную, влажную полоску плоти, и в глазах его змеей извивалось безумие; остальные даже не подняли голов, просто продолжали с рычанием резать, словно разделывая свежезабитую овцу.

— Ступай отсель прочь, женщина, — сказал тот и, проводив ее взглядом, снова занялся прежним делом. Лишь позже, когда рассказы закружили по стране, как черный ветер, Изабелла поняла, что они свежевали английского казначея Крессингема.

Но не тогда. Тогда она не осознавала ничего, кроме силуэтов и ужаса. Когда же наконец рухнула на колени, на нее упала тень, и она захныкала; Мализ настиг ее. Подняла глаза, щурясь в сумраке, и частью мозга, еще не вопившей от ужаса, поняла, что в колене у нее сидит щепка и она на полпути через мост.

— Ведьма, — сказал голос большого черного силуэта, пыхтящего Вельзевула, притопывающего раздвоенными копытами по расщепленным доскам. — По сю сторону моста нет добычи, лишь смерть.

У него за спиной она увидела взметнувшееся адское пламя. Вовсе не Мализ, а Дьявол…

— Смилуйтесь, — всхлипнула Изабелла. — Изъявите милосердие бедной грешнице.

Она произнесла это по-французски, и черный силуэт помешкал, а потом наклонился. Крепкая ладонь взяла ее за руку, поднимая на ноги. Лицо — острое, чернобородое и сосредоточенное — возникло перед ее помутненным взором, добрую минуту с интересом разглядывало ее, а затем незнакомец повернул коня, железной хваткой увлекая ее за собой.

— Пошевеливайся, коли хочешь жить, — ответил демон, и она припустила следом, прикованная его ладонью, как кандалами, в окружении лепета пляшущего пламени, смутно гадая мизерными остатками здравого разума, почему Дьявол говорит по-французски.

Глава 8

Белантродич, прецептория тамплиеров

Праздник Святого Андрея Первозванного, ноябрь 1297 года

Смерть пришла вкрадчиво и мягко, но сурово, как стылый морской туман вослед за снегом. Вести о ней просачивались, как сеющиеся хлопья, сокрушая каждого леденящим морозом.

Смелый скончался в Тауэре. Сын Древлего Храмовника умер. Было ясно, что руки у английского Юстиниана, пусть и находящегося ныне во Фландрии, длинные и мстительные.

Что еще хуже, Древлий Владыка Хердманстонский скончался в Хексемском приорате. От ран, донес гонец из Рослина, но Хэл понимал, что дело обстоит иначе — отец, не сомневался он, скончался от сознания, что его взяли ради выкупа, что он сражался доблестно, но с невеликой сноровкой и вовсе без сил, ибо лета отняли у него и то, и другое.

Его убила мысль, что он погубил и Хердманстон, ибо выкуп разорит имение, и именно это более всего прочего, понимал Хэл, вытянуло жизнь из Древлего Владыки, будто мозг из сломленной кости. Последнее, что мог сделать сэр Джон, дабы спасти ситуацию и всех находящихся в его попечении, — это умереть.

И все потому, что он спрыгнул с забора прямо в трясину войны, где никто не мог положиться даже на собственного соседа. А паче по наущению Древлего Храмовника, что еще хуже, ибо у Хэла дважды похитили людей, пред коими он преклонялся.

А теперь и Хердманстон под ударом, потому что Хэл остался и сражался вместе с отцом, став мятежником от Королевства. Единственная спасительная милость в том, что крепкий ветер победы сдул с забора всех прочих. Брюс и Бьюкен, Баденох и все остальные — даже шотландские владыки, спорившие с Уоллесом и Мори в ночь перед битвой, — все теперь встали на сторону Королевства.

«Ну, хотя бы лица Уоллеса, Брюса и мое теперь обращены в одну сторону, к одному неприятелю», — подумал Хэл.

Псаренок видел страдание, отпечатавшееся на лице сэра Хэла столь глубоко, что даже радость при виде тявкающих, копошащихся терьеров из Хердманстоновой псарни не прогнала его.

— Мощи Христовы, — слышал он ворчание Сима, когда тот думал, что никто не слышит. — Господь и все Его ангелы в этом королевстве поснули.

Да и само королевство будто уснуло, настолько ошеломленное победой у моста Стерлинг, что никому не верилось. И все же нобили державы ворочались и строили планы, пока весь мир закоченел в морозной скорби.

Хэл выехал из Хердманстона в черный путь, чтобы забрать тело отца, доставленное из Хексема Древлим Храмовником в прецепторию храмовников в Белантродиче в выстеленной свинцом домовине с охранной грамотой храмовников, спорить с коей ни один человек в здравом уме — ни шотландец, ни англичанин — не посмел бы.

Скорбную кавалькаду из Хердманстона составляли Хэл, Сим, Куцехвостый Хоб, Джок Недоделанный, Уилл Эллиот и Долговязый Тэм Лоудон — все мужчины, кроме двоих из квадратной фортеции. Псаренок правил тряской двуколкой, которая повезет гроб в Хердманстон, следуя за Хэлом по пятам, как терьер.