А сколько земли пустует еще в Галилее, да почти нетронута на плато Голан, только редкие поселения под тройным рядом колючки, а сейчас и это шатается, вдруг отдавать придется землю, как в Синае, где цветут в пустыне сады и зеленеют плантации с искусственным вскармливанием. Тамошние крестьяне на днях осадили парламент в связи с переговорами. Но стране нужен мир и, видимо, все земли держали для того, чтобы отдать взамен на мир, но опять же, все, кроме Садата, - против. Сейчас происходят фантастические вещи: неделю назад Бегин ездил на машине по Исмаилее, а за рулем сидел сам Садат. Это в то время, когда меж их странами состояние войны. Одним словом - Восток, мир Сказки, где все может мгновенно преображаться, поражая трезвого и логичного западного наблюдателя.
Пусть идут переговоры, пусть не будет войны, уже давно не стреляют в Ливане и наши караваны не сотрясаются от гулкой волны. Но много взрывов, как всегда, более всего, в Иерусалиме, есть убитые и раненые. Восточные люди мечтают и почти верят, что скоро будет всеобщий мир, открытые границы, торговля, туризм. Расцветет Восток как никогда прежде и вновь обретет смысл нравственный пример Святой земли, заложившей основу современной цивилизации. Здесь все возможно.
... Мы очень остро переживаем сегодня, мы помним все елки: свердловские, челябинские, московские, и любим и помним всех, когда-либо сидевших вокруг. Мы хотим всем добра и потому выпьем сегодня за здоровье всех в черед времени вашего.
Дорогие родные, дорогой Рома!
... Мне трудно судить о вашей осведомленности что и как у нас, но думаю, все наиболее важное известно, хотя скоро, через три месяца, будет три года новой жизни. Это время прожито напряженно и сложно, совершенно чистосердечно я его описывал в своих регулярных письмах-дневниках, возвращаться не буду. Но поскольку это письмо к вам, в сущности, первое, о самом главном в двух словах.
Детям скоро исполнится семь лет, они приняли с естественной простотой иврит, в основном в играх и песнях. У них была редкостно талантливый воспитатель и душевный человек Ривка, провели у нее полтора года и получили очень культурную основу языка. Все то время дети пели, и их песни, привязанность к садику и воспитательнице было единственным обстоятельством, примирявшим нас с этой действительностью. Совсем не потому, что она хуже или лучше, просто она оказалась иной, непривычной для нас, космополитов с ярко выраженной тенденцией, в особенности
С первых же дней и до сего дня я с горечью вспоминаю письма Юры Гуревича, глубину которых тогда я не постиг: Израиль только для того, у кого есть хотя бы капля еврейской крови! Просто перед отъездом я искренне был убежден, что она есть, более того, я думал, что она действительно существует, только мы с Юрой вкладываем в это различный смысл. Предостережение не было понято, и, к величайшему удивлению Юры, которое он не раз высказывал, я оказался здесь. А тут нельзя быть сторонним наблюдателем - все очень всерьез. Вот почему я отсюда советовал думать о других путях. Сам же я, как однажды писал тебе в ответ на твой вопрос, не только по уши увяз, как и все, в долгах, но и не имею тех, скажем, пяти или десяти тысяч долларов, без которых нельзя пускаться в дорогу. Разумеется, я помню, как был ты настойчив и как хотел иных для нас путей после прощания, но тогда мы не имели информации, не были готовы к иным путям и испытаниям с малыми детьми на руках.
С первого до сегодняшнего дня мы, в сущности, живем на всем готовом: два года были на стипендиях, теперь имеем полный комфорт в райском уголке и, если замыкаться в кругу собственных интересов, то о лучшей жизни нельзя и мечтать. Но это не парадокс - обыватель везде счастлив или страдает только в своем уровне шкурных интересов, так и здесь. И как я не уверяю себя, как в недавно написанных строчках стиха, начинавшегося: "Вот мой предел, в котором я живу несуетливо...", я не могу сказать, что жизнь во всех аспектах безупречна!
Но в основе, в принципе, она несравнима с прежней, несмотря на огромные и невосполнимые потери. Прежде всего - душевный и физический покой, без тени страхов и опасений за будущее, не говоря о настоящем.
Но вернемся к детям. В Иерусалиме они посещали старшую группу, началась подготовка к школе и уже меньше было песен, меньше песен стало и в нашей жизни: пошли счета, в которых мы так и не смогли разобраться.
... Надо сказать, что в этой жизни все старые навыки весьма пригодились, а здесь они стали прямо-таки способом, профессией: работаю на всех станках, слесарничаю, свариваю, столярничаю и малярничаю, а сейчас начал подвизаться в лаборатории электроники и компьютеров.