Читаем Лев Африканский полностью

— Знаю я тебя, — не глядя на меня, продолжал Аббад. — Ты не умеешь сполна отдаваться радости. — Он задумался. — Видно, ты просто не любишь сильных мира сего вообще, а султанов в особенности. Когда один из них одерживает победу, ты тут же оказываешься в стане его врагов, а когда какой-то глупец относится к ним с почтением, для тебя это повод презирать их.

И на этот раз Аббад был прав. Видя, что я даже не пытаюсь оправдываться, он набросился на меня:

— Но почему ты настроен против Солимана?

Он говорил со мной с такой трогающей душу наивностью, что я не мог не улыбнуться. В эту минуту в комнату вошла Маддалена. Она услышала вопрос Аббада, и он поспешил перевести его на итальянский, предвидя, что она будет с ним заодно. Так и случилось:

— Почему, черт возьми, ты враждебен Солиману?

Она медленно приблизилась к нам. Мы по-прежнему сидели, привалившись к стене, как школьники, рассказывающие друг другу суру, в которой речь идет о женщинах. Аббад в смущении встал. Я продолжал сидеть, пребывая в задумчивости. Маддалена пустилась восхвалять падишаха:

— С тех пор как он пришел к власти, настал конец кровопролитию, начавшемуся при его отце. Он не резал ни родных, ни двоюродных братьев, ни сыновей. Высланная из Египта знать вернулась домой. Тюрьмы опустели. Константинополь не нарадуется на молодого государя, сравнивая его поступки с действием благодатной росы, Каир забыл о страхе и трауре.

— Османский султан, который не убивает? — с сомнением произнес я.

— Государь не может не убивать, — взялся отвечать Аббад. — Но Солиману это не доставляет удовольствия, как его предшественнику. Солиман — отпрыск османской породы, и когда речь идет о завоеваниях, ни в чем не уступает своему отцу. Два месяца держит он в осаде рыцарей на острове Родос, собрав там самый большой флот, когда-либо бывший у исламского государя. Среди его военачальников Харун, твой зять, с ним его старший сын, которому предстоит когда-нибудь жениться на твоей дочери Сарват. Хочешь ты этого или нет, твои близкие уже втянуты в эту битву. Даже если у тебя нет желания присоединиться к ним, не стоит ли по крайней мере пожелать им удачи?

Я обернулся к Маддалене, совершенно очарованной речью моего друга. И спросил:

— Если бы я решил, что для нас настал час отправиться в Тунис, что бы ты ответила?

— Одно твое слово, и я с радостью пущусь в путь, подальше от Папы-инквизитора, который ждет только случая, чтобы схватить тебя!

Из нас троих Аббад пребывал в наибольшем возбуждении.

— Ничто не держит вас здесь. Так отправимся в путь вместе!

— Сейчас декабрь. Если нам предстоит плыть по морю, раньше чем через три месяца нечего и думать трогаться в путь, — отвечал я.

— Поедемте со мною в Неаполь, а уж оттуда с наступлением весны отправитесь в Тунис.

— Не вижу в этом ничего невозможного, — раздумчиво проговорил я. — Хорошо, я подумаю!

Аббад не расслышал последней фразы, и чтобы отметить мое согласие и не дать мне возможности передумать, кликнул в окно двух своих слуг. Одному велел сходить за двумя бутылками лучшего греческого вина, другому — набить трубку.

— Ты уже пробовал этот сладкий яд Нового мира?

— Да, приходилось, два года назад у одного флорентийского кардинала.

— А торгуют ли им в Риме?

— Только в некоторых тавернах. Однако tabacchini, которые их содержат, на самом плохом счету у римлян.

— Вскоре весь мир будет покрыт табачными лавками, и репутация tabacchini будет не хуже репутации бакалейщиков и парфюмеров. Я и сам привожу из Севильи большие партии табака и торгую им в Брессе и Константинополе.

Я закурил. Маддалена вдохнула запах, но попробовать отказалась.

— Боюсь задохнуться от дыма!

Тогда ле Сусси посоветовал ей сделать настойку на табаке и пить, добавив чуть-чуть сахара.

* * *

Когда Аббад ушел, Маддалена кинулась мне на шею.

— Я так рада, что мы уедем. Не станем медлить!

— Готовься! Когда Аббад вернется, мы отправимся с ним.

Аббад уехал в Анкону по делам, пообещав вернуться в течение десяти дней. И сдержал обещание, но застал лишь рыдающую Маддалену.

Меня задержали накануне его приезда, 21 декабря, в воскресенье, у меня нашли памфлет, который один французский монах сунул мне в карман по выходе из церкви Святого Иоанна Флорентийского.

Было ли это простой случайностью или намеренным желанием оскорбить меня, но я вновь оказался в замке Святого Ангела в той самой камере, в которой уже сидел два года назад. Тогда я не рисковал ничем, кроме своей свободы, тогда как на этот раз меня могли приговорить к отбыванию наказания в каком-либо отдаленном от Рима городе или даже на галерах.

Перейти на страницу:

Похожие книги