Лев Африканский

Государственный секретарь, великий эмир держал ситуацию в руках, и месяц спустя провозгласил себя султаном. В этот день пал Дамаск, та же участь ожидала и Газу. За неимением средств, Туманбей приказал учредить народное ополчение, выпустил из тюрем содержащихся там заключенных и объявил, что тем, кто вступит в дружины, будут прощены все преступления и даже убийства. Когда в последние дни этого года османская армия подошла к Каиру, султан собрал свое войско в поле Райданьех, в восточном пригороде, придал ему нескольких слонов и заново отлитые пушки и велел выкопать длинный и глубокий ров вокруг Каира в надежде выдержать долгую осаду.

Однако в намерения Селима осада не входила. Дав своим войскам два дня передышки после нелегкого перехода через Синай, он бросил на Каир силы, настолько численно и в артиллерийском отношении превосходящие египетские, что те отступили через несколько часов.

Так, в самый последний день года падишах совершил торжественный въезд в Каир. Бежавшие впереди него глашатаи оповещали жителей, что им ничего не грозит, и призывали их вернуться к своим занятиям. Это была пятница; халиф, плененный в Сирии и доставленный в свите победителя, заказал во всех мечетях столицы проповедь во славу «султана, сына султана, владыки обоих континентов и обоих морей, одержавшего победу над двумя армиями, государя обоих Ираков, слуги священных алтарей, короля-победителя Селима-шаха».

Глаза Нур налились кровью. Триумф падишаха произвел на нее такое впечатление, что я испугался за дитя, которое она носила под сердцем. Поскольку до родов оставалось несколько дней, я взял с нее слово не вставать с постели. Себя же утешал тем, что как только она будет в силах, мы тут же покинем эту страну. На нашей улице все состоятельные люди спрятали в подвалах ценные вещи, опасаясь грабежей.

В этот день мой мальчик-погонщик появился с ослом у моей двери, как обычно. И радостно сообщил мне, что по пути наткнулся на отрезанную голову мамлюкского воина. А поскольку мне было не смешно, позволил себе предположить, что я слишком серьезно ко всему отношусь. За что получил от меня затрещину.

— Вот значит как, — ворчал я, — твой город занят врагом, страна под пятой захватчика, правители перерезаны или бежали, на их место заступили чужаки, а ты меня упрекаешь в излишней серьезности.

Вместо ответа он лишь пожал плечами и изрек в знак векового смирения:

— Кто берет мою мать, становится моим отчимом. — И вновь рассмеялся.

Но один человек все же не смирился. Это был Туманбей. Он готовился вписать самые героические страницы в историю Каира.

ГОД ТУМАНБЕЯ 923 Хиджры (24 января 1517 — 12 января 1518)

Новый повелитель Каира, падишах, торжествовал и, объезжая свои владения, как будто желал оставить след в каждом святом месте, в каждом квартале, на каждом испуганно взирающем на него жителе. Предварявшие его появление глашатаи без устали кричали, что населению нечего бояться, в то время как полным ходом шли резня и грабеж, порой в нескольких шагах от султанского кортежа.

Первыми жертвами стали мамлюки и их потомки: их безжалостно истребляли. Если попадался бывший чиновник высокого ранга, его сажали на осла задом наперед, на голову напяливали голубой тюрбан, на шею вешали колокольчики и в таком виде возили по городу, после чего обезглавливали. Голову надевали на шест и выставляли на всеобщее обозрение, а тело бросали псам. В каждом воинском лагере сотни шестов были врыты в землю, образуя жуткие рощи, которые любил посещать Селим.

Черкесы, первое время обескураженные, поверили обещаниям завоевателя, но вскоре спохватились, сменили одежды, чтобы затеряться в толпе. После чего подручные султана стали хватать всех подряд, обвиняя в том, что они — переодетые черкесы, и требуя уплаты штрафа. Если улицы были пусты, они вламывались в дома и под предлогом поиска белых мамлюков предавались грабежу и насилию.

На четвертый день этого года султан Селим находился в предместье Булак в самом большом из военных лагерей. Поприсутствовав на казни нескольких военачальников, он велел сбросить в Нил сотни обезглавленных трупов, которыми был завален лагерь. После чего отправился в баню, а оттуда на вечернюю молитву в мечеть поблизости от плавучей пристани. С наступлением ночи он вернулся в лагерь и созвал помощников.