Уже совсем стемнело, но в городе было светло – на улицах загорелись газовые фонари, во многих садах сияли развешанные на деревьях гирлянды и просто разноцветные стеклышки на верандах. Над водой плыли фонарики рыбачьих лодок и буксиров. Освещенный электрическими огнями омнибус прокатился по выгнутому дугой мосту, проведя по реке яркий сочный желтый штрих, словно мазок широкой кистью. Но Аверил ничего не видел. Перед его внутренним взором стояло Солнце – ослепительное, лохматое, раскаленное, как печь крематория, такое, каким он видел его в космосе – чистый свет, квинтэссенция света. Что можно сделать с таким противником? Что он может сделать?
Резкая боль в плече заставила его прийти в себя. Друг вцепился в его руку когтями и отчаянно кричал: «УРРИИИИ! УРРРРРИИИИИ!». Аверил испуганно обернулся – Друг никогда прежде не вел себя так! И где Янтэ?
Оказывается, она отстала – стояла шагах в двадцати, у парапета набережной, смотрела на реку. Аверил подошел поближе, хотел извиниться, но тут понял, почему перепугался Друг: Янтэ не стояла, а почти висела на парапете, вцепившись в него побелевшими пальцами, закинув голову, зажмурившись и закусив губу. Первым побуждением Аверила было закричать в панике, но он собрал волю в кулак и осторожно обнял жену за плечи.
– Яни? Что?
Она медленно уронила голову, потом выдохнула через сложенные трубочкой губы и открыла глаза.
– Не знаю… Живот…
Она глубоко дышала.
– Кажется, отпустило… но… похоже… это ребенок.
– Великий Мастер!
– Не бойся… дети не кусаются…
– Да… да… конечно… пойдем присядем.
И, усадив жену на лавочку под охраной Друга, Аверил бросился ловить экипаж.
Пока они добирались до дома, схватки стали такими частыми, что Янтэ уже не могла идти. Аверил на руках отнес ее в спальню, помог раздеться. Друг занял место в головах кровати, он уже не кричал, только смущенно и взволнованно кхекал.
Аверил вспомнил, что когда рожала Тиэ, она выгнала всех из шатра. Он опустился у кровати на колени и поймал взгляд Янтэ:
– Мне уйти? Я пойду греть воду?
Но она схватила его за руку так же крепко, как недавно Друг.
– Будь тут. Мы везде были вместе.
Он хотел что-то сказать, но она уже не слышала его: выгнулась, опираясь пятками о кровать, напряглась, превратившись на мгновение в живой мост из небытия в бытие – потом разом обмякла, и Аверил услышал странный звук: то ли хлюпанье, то ли кваканье. Друг отозвался на этот звук нежным: «Уиррррррр!» – и вытянул шею, разглядывая что-то на кровати. Аверил проследил за его взглядом и увидел, как между ног Янтэ шевелится младенец. Он был красный, безволосый, перемазанный кровью. Его личико было сморщено, рот раскрывался, издавая то самое кваканье. Маленькие недоразвитые ноги были плотно сомкнуты, не позволяя разглядеть половые органы. Руки, наоборот, казались огромными – с растопыренными сильными пальцами и младенческими когтями. Вот младенец с усилием оторвал одно плечо от перины, на которой лежал, выгнулся, перекатился на живот, поднял голову, резко покачивая ею и скрипуче хныкая. Потом пополз, опираясь на локти, уткнулся лицом в бедро и принялся взбираться по нему, цепляясь коготками за кожу и за волосы. Янтэ, приподнявшись на локтях, внимательно следила за ним. По прошествии пары минут младенец достиг входа в сумку и нырнул туда. Вскоре Янтэ улыбнулась тихой потаенной улыбкой, так что Аверил сразу догадался: ребенок взял сосок.
– Ну вот и он… – тихо сказала Янтэ. – Долго же нам пришлось его ждать.
– Да, – отозвался Аверил. – Стоящее всегда приходится долго ждать. И пока он растет, мы приготовим ему замечательную игрушку – звездолет. Там будет много интересных кнопок и рычажков, а в иллюминаторы можно будет видеть чудесные картинки.
– Значит, он тоже будет летун? – с улыбкой спросила Янтэ.
– Он уже летун, – серьезно ответил Аверил. – Только он об этом еще не знает. Как и мы все.
Двойное убийство в утопии
Они спускались по склону к реке. Медленно и осторожно, потому что каждое неловкое движение могло привести к падению и перелому, а любой перелом положил бы конец их существованию. Они двигались боком к воде, делая короткие шаги, как лыжник, который поднимается в гору «лесенкой». Их ноги глубоко увязали во влажном песке.
Он шел чуть ниже, чтобы в случае чего удержать подругу от падения своим телом, и хотя такая защита, скорее всего, была бессмысленной, его старомодная галантность была ей приятна. Они цеплялись руками за влажные черные ветви деревьев; две луны, прочерчивая в воде двойную дорожку, освещали им путь.
Они благополучно спустились к темной воде, зашли в нее по пояс и долго пили из ладоней. Потом взялись за руки, сделали еще несколько шагов на глубину и поплыли.
Течение здесь было сильное, но их тела также были сильны, и им нравилась эта игра. Река их разлучила, и они долго боролись с потоком, пока наконец с триумфальным криком не соединили руки.