Летучий корабль

— Никита Иванович, — дрогнувшим голосом перебил государь, — хрен бы с ними, с чертежами! В конце концов, мои умельцы новых намастрячат, но убийцу Ксюши найди! Живьем поставь пред очи мои мутные…

— От чего ж мутные-то, батюшка?! — перекрестилась Яга.

— От горя и алкоголю, — значимо ответствовал царь.

— Так вот, факты таковы, что сейчас у нас сохранился только один свидетель — думный дьяк Филимон Груздев. И его жизнь находится в большой опасности… Однако если мы попробуем использовать его как живца, то наверняка выйдем на истинного виновника!

— Или исполнителя, — поправила меня бабка. — Главный злодей-то, поди, дома сидит, паутину плетет… Но ничего, мы как веточки все обрубим, так и за корень возьмемся. Небось выдернем… А ты, государь, крепись… За отцом Кондратом пошли, он хоть до развратников и суров, но отпевание лучше всех в столице разумеет. Как поет… как поет, даже у меня, грешницы, сердце замирает…

— Нет его, к послам константинопольским в монастырь соседний отправился, иконы редкие для храмов принять. Раньше послезавтра его и не жди, — вздохнул Горох.

— Ну, тогда отца Евграфа из Иоанна Предтечи, тот тоже поп не из последних…

— Спасибо на добром слове. За поддержку, за участие опять же, — царь поочередно обнял нас обоих. — Идите сами, провожать не буду. Вслед ругаться тоже не стану, настроение не то… Расстарайся, Никита Иванович, чай, не забыл — завтра поутру срок!

— Так точно, примем к сведению, — козырнул я и невольно обернулся к дверям. Оттуда давно доносился невнятный шум, постепенно усиливаясь и прорываясь подозрительно истерическими взвизгами. Переглянувшись, мы все отправились посмотреть. В тереме творилось что-то невообразимое… Стрельцы спешно раздували фитили, со двора слышалось ржание встревоженных лошадей, туда-сюда носились взъерошенные слуги, бояре прятались по углам, со всех сторон летели ругань, плач, проклятия и причитания. Первым, кто хоть что-то смог объяснить, оказался памятный своим отношением к милиции добрый боярин Кашкин:

— Бунт, государь! Народ поднялся…

Последние два слова прозвучали у него особенно высоко и торжественно. Господи ты Боже! Ко всем моим проблемам вот только еще уличных беспорядков не хватало… Найду зачинщиков — сам расстреляю, без суда и следствия! Нет, ну какого черта, в самом деле? Куда нам тут бунт? У меня дело нераскрытое…

— Корону мне! Доспехи! Коня! Всю гвардию под седло! Я им покажу… бунтовать!!! — взъерепенился Горох. Успокаивать его сейчас — дело гиблое. Нам надо бы тихо ускользнуть и огородами добраться до отделения. Хорошо бы еще и дьяка поймать по дороге, сразу бы и засаду устроили… — Погоди, сыскной воевода, не убегай! — вовремя перехватил меня царь. — К воротам со мной пойдешь! Мятежники небось тоже в твоем ведомстве…

Я криво улыбнулся. Что делать, придется идти. Яга, вцепившись в локоть, семенила следом, напряженно бормоча:

— Чегой-то не пойму я, старая, отчего бунт?! Вроде все так тихохонько было, жили себе смирно, без проблем, утром хоть бы повозмущался кто… и на тебе! За какие грехи тяжкие? Вроде податей немного, войны нет, голоду — в помине, веру никто не обижает, что ж метаться-то? Что-то не так… Не по уму выходит…

— А раньше такие бунты были? — спросил я, припоминая, в свою очередь, исторические описания разинщины и пугачевщины.

— При мне не было. Вот вроде при дедушке Гороха нашего был один, из-за соли. Купцы на нее дюже цену взвинтили… Ну, лихой народец подсобил, а там и пол-Лукошкина огнем сгорело…

— Мрачноватая перспективка, — согласился я.

Мы вышли на балкон третьего этажа, вглядываясь в бунтующую за воротами толпу. Мореный дуб царского забора успешно сдерживал ее напор, да и меж зубцов начали высовываться граненые стрелецкие пищали. Однако народное восстание, видимо, захватило умы слишком большой части населения. Всюду виднелись зажженные факелы, люди потрясали вилами и топорами, а меж бушующих толп горожан то тут, то там виднелись кафтаны наших еремеевских стрельцов. Это уже более чем серьезно! Да чтоб Фома Еремеев в нарушение присяги примкнул к явному бунту… Подобное просто не укладывалось у меня в голове.

— Пушки тащи, пушки! Заряжай быстрее… — доносилось со двора.

— Бабуля, побудьте здесь, я — вниз, к Гороху!

— Куда, Никитушка, затопчут ведь в запале! — запричитала Яга, но я уже несся вниз.

Если не успею, прольется кровь. Что бы и как бы ни было, кто прав, кто виноват, но если сейчас я не встану между народом и царем, то потом не прощу себе никогда! Если будет это «никогда»…

— Прибежал? — Горох встретил меня уже при полном параде, готовясь сесть на боевого коня.

— Постойте! Вы узнали, из-за чего бунт?

— Сейчас узнаем… Как выедем, как из пушек пальнем, как…

— Прекратить немедленно! — заорал я в полный голос так, что даже царь опешил. — Вы что, с ума сошли?! Воевать не с кем, так на своих же, русских людей бросаетесь?! Самодур!

— Э… участковый, ты это…

— Молчать! Самодур, тиран и деспот!

— Но, но… я ить могу и…