Горох утирал слезы умиления. Царские стрельцы через забор братались с народом, прилюдно прося друг у друга прощения. Слезы радости насыщали воздух… Я сполз с ворот, не дожидаясь сентиментальной развязки событий. Наскоро простил тех, кто меня связывал, — они очень просили… Яга, спустившись наконец с высот царского терема, цепко взяла меня под руку и повела домой. Уходили через калиточку на заднем дворе. Улицы были пустынны. К тому моменту, когда осчастливленный царским великодушием народ с песнями пустился восвояси, мы уже дотопали до родного отделения.
— В баню! — строго приказала Баба Яга. — Выйдешь — поговорим. А пока с себя всю энту суету да беготню не смоешь — и на глаза мне показываться не смей.
В баньке я застал Митьку и тех четверых стрельцов, что за мной приезжали. Ребятки, видимо, ничего не знали о происходящем: подрались, помирились, напарились и сели в предбанничке, расслабляясь ядреным изюмовым квасом. Мне тоже налили. Я посоветовал стрельцам возвращаться к начальству, а то как бы в рамках «бунта» их не сочли пропавшими без вести. Митяй набился мылить мне спину, и мы немного поговорили о дальнейших планах расследования.
— Значится, будем ловить Настасью-воровку… Это дело нужное и вполне понятное. А тока хорошо же она скрывается, ежели мы до сей поры ее нигде обнаружить не сумели… Может, какая наводочка полезная образовалась?
— Митя-я… спину мне протрешь! Разошелся с мочалкой, не такой уж я грязный, кстати…
— Ой, так я вас сейчас водичкою тепленькой… вот! Хорошо ли?
— Хорошо-о… — блаженно вытянулся я. — Так вот, наводка пока одна, искать надо не только рыжеволосую девицу с серыми глазами, но еще и…
— А вот веничком свеженьким, березовым!
От первых же размашистых ударов у меня так перехватило дыхание, что я даже заорать не мог. Этот Геркулес хлестал мою бедную спину до тех пор, пока от веника не остались одни веточки… Потом еще и облил едва ли не крутым кипятком!
— А-а-а-а-а-а!!!
— А вот и ладненько… — удовлетворенно бурчал себе под нос наш садист-самоучка. — Вот оно и хорошо-то как… Коли так кричите, значит, все хвори из груди повыбегли! Доброго здоровьица вам, Никита Иванович, ужо небось не чихаете!
Я слабо замычал в ответ. Счастливый Митяй легко перекинул меня через плечо, вынес в предбанник, вытер полотенцами, одел и… выпустил на волю. Я шел к Яге та-а-акой вымытый, что, казалось, не касаюсь ногами грешной земли. Митька топотал следом…
После обеда я послал стрельцов на поиски дьяка. Фома Еремеев лично руководил всем заданием, необходимо было изловить гражданина Груздева тихо и незаметно, а вот в отделение вести его с шумом и помпою, так, чтоб весь город знал. Это очень важно. Митька отправился на базар, дабы выяснить у местных торговцев, кто, где и когда за последнюю пару недель покупал черный парик или фальшивую косу. Нам с Бабой Ягой предстояло самое трудное — спланировать всю операцию по захвату и обезвреживанию преступника…
— Никитушка, а на то привидение, что в порубе у нас сидит, ты совсем поглядеть не хочешь?
— Нет, ни капли не интересно. Я и так знаю, кто это.
— Да кто ж?
— Павел Псуров, — равнодушно бросил я. — Он так часто путается под ногами у стрельцов, отираясь у отделения, что почти наверняка именно его изловили и в этот раз. Можно подумать, парням хватать больше некого… Нравится ему у нас, что ли?
— Так ить… как же… — недопоняла бабка, — он же не привидение небось?
— Естественно. Сколько мне помнится, привидения — существа эфирные, им еще никто руки за спину не крутил и в милицейское отделение не доставлял. Так что этот бесплотный дух вполне осязаем. Негром мы его брали, краснокожим тоже, почему бы теперь стрельцам не замести его под видом заснеженного эскимоса?
— Все одно не верю! Давай вытащим да посмотрим.
— Времени нет, ну его! Если настоящее привидение, то его никаким порубом не удержишь, а если все-таки Псуров, так пусть посидит, пока мы с дьяком возимся…
— Ох, Никитушка, а не мешаем ли мы этим альтернативному расследованию? — хитро сощурилась Яга.
Я только хмыкнул в ответ. Время для игр в демократию прошло, сейчас надо просто делать свою работу. Подчеркиваю, свою! Мы свою знаем, остальным — просьба не мельтешить…
— Никита Иванович! Дозвольте слово молвить… — В горницу шагнули двое стрельцов нашего отделения. — Мы это вчерась на ночь глядя грамотку царю носили…
— Ну? — повернулись мы с бабкой.
— Ну и к Сухаревой этой, к покойнице, тоже заходили, предупредить, чтоб дома была…
— И что?
— Дак и… ничего вроде… — неуверенно переглянулись оба, перепихиваясь локтями. — Утречком на службу вышли, вас нет, говорят, к царю повели… Потому как Сухарева-то это… померла. Мы и… сказать не успели…
— Чего не успели?
— Да теперь-то чего уж… поздно теперь-то. Тока когда мы в дверь ейную стучали, не одна она в доме была.
— А с кем? — сразу напрягся я.
— Да с подругой, видать… Мы-то внутрь не заходили, с порога слово ваше передали. А дверь незакрытая была, и девка чернявая за столом сидела.
— Как она выглядела? Ну же, ребятушки, ведь вы видели убийцу!