Ночь выдалась совершенно сумасшедшая! Во-первых, меня (да и практически всех, кроме дьяка) трижды будил петух. С чего?! Ему же положено кукарекать на рассвете, а этот пернатый гад, притворяющийся домашней птицей, вопил ни с того ни с сего в ночь-полночь без всякого логического объяснения. Один раз можно было бы понять и простить, но три! По-моему, в отделении не осталось никого, кто бы не возжелал его смерти. Во-вторых, ночной дозор объявил, что видали в городе привидение. Все в белом, мычит зловеще и все по куширям прячется. Я не поверил. Но под самое утро, на смене стражи, привидение изловили околачивающимся у нашего забора. Я его спросонья и не разглядел, так, мутное белесое пятно квадратной формы… Вроде ребята сунули эту плесень в поруб, до выяснения. В-третьих, в предрассветном мареве ко мне под окошко приперся черт! Ему, видите ли, надо спешно посмотреть, как я орех под кружками прячу. Нет, он и сам почти все понял, но дополнительная консультация не повредит… Представьте теперь, с какой головой я спускался утром на завтрак! Если бы не бабка с ее волшебными настойками… Глотать я еще кое-как мог, но заговорил гораздо позднее… Яга не торопила:
— Вот бульончику еще. Уж ты покушай, покушай, не побрезгуй. Ох, силы небесные, да рази ж можно в три дня на одного человека столько всякого валить… Никаких нервов не хватит! Кушай, Никитушка, вот кашки еще, не огорчай старуху…
— Спаси… апчхи!.. бо… Я же столько не съем!
— Али невкусно? — поразилась бабка.
— Наоборот… апчхи! Слишком вкусно, я оторваться не могу, а…а…апчхи! А в результате лопну!
— Будь здоров! Чтой-то не нравится мне, как ты чихаешь… Вот сейчас еще одну настоечку выпьешь, авось чих к обеду и пройдет.
— Да ниче… апчхи!.. го такого страшного… — вяло отмахнулся я, а потом все-таки полез за носовым платком. — Просто перекупался вчера, вода в колодце неподогретая, ну и ночь са… а-апчхи!.. сами знаете, не выспался толком…
— Чих — не болезнь! Будь здоров, — философски, со знанием дела отметила Яга, смешивая две жидкости в серебряной рюмочке. — А все одно — штука пренеприятная… Посему лечить ее надо вовремя и по науке. Чихающий милиционер тока сострадания достоин, а уважение к его погонам с кажным чихом колеблется. На-кась!
Я выпил без брыканий. У бабульки все травные настойки на спирту, но захмелеть с них не удавалось еще никому. Видимо, все-таки лекарство. Покончив с завтраком, я вспомнил о вчерашнем допросе и поинтересовался, где дьяк.
— Да выперла я его, — хмыкнула Яга, — храпел на все сени, аж Митенька заворочался. Думала, разбудит мальчонку… Ан нет! Митя сам ему такими трелями через нос ответствовал, что от храпака их совместного едва ли дверь с петель не сорвалась… Так что, как зорька занялась, я не поленилась, сама дьяка за химок приподняла да во двор и вытолкала. Нам он пока без надобности…
— Это правильно, — важно согласился я. — Бабуль, а где те стрельцы, что царю мое письмо относили?
— Отдыхают небось… Их смена вчерась закончилась. Послание Гороху они вручили, Ксюшку Сухареву предупредить успели, обязалась с утра тебя ждать. Вроде все путем, как и…
В горницу без стука влетел красный Митяй, рухнул перед нами на колени:
— Беда, батюшка участковый! Стрельцы царские за тобой пожаловали.
— А орать-то за… а-апчхи!.. зачем орать-то?! Впустить их, естественно.
— Дак ить вас же, безвинного, арестовывать идут!!! — взвыл наш младший сотрудник, ударяясь об пол с такой патетикой, словно в сердце ему вонзилась вражья стрела.
В двери тихо вошли четверо стрельцов из личной охраны государя. Говорили медленно, глядя в пол, словно сами не рады возложенной на них миссии:
— Собирайся, сыскной воевода. Царь тебя сей же час требует…
— Не пущу!!! — не дожидаясь моего ответа, Митька бодро вскочил, распахнув навстречу стрельцам медвежьи объятия. — Бегите, Никита Иванович! Я их задержу…
— Прекра… а-апчхи! Господи, ну когда это все кончится?!
— К обеду, — напомнила бабка, а у дверей уже каталась куча мала.
— Не пущу! Живота за милицию не пожалею! Бегите, батюшка сыскной воевода… Не поминайте лихо-о-ом!!!
— Ну что ты с ним, дураком, делать будешь? — Баба Яга неторопливо надела кацавейку и поправила платочек. — Пойдем уж, Никитушка, все одно, к царю вчерась собиралися. Чую, серьезная беда у него приключилася.
— А эти борцы вольного стиля? Так и оста… а-апчхи!
— Будь здоров, сокол ты наш… Да пущай побарахтаются, их дело молодое, кровь кипит, сила выхода требует. Как набузятся, сами и помирятся…
На выходе я попросил наших, еремеевских ребят приглядеть за драчунами, если начнут бить посуду. За воротами нас ожидал конный эскорт еще из четверых молодцов царской гвардии. Лица у всех были печальные. Именно печальные, а не мрачные или суровые.
— Что случилось? — тихо спросил я.
— Ксюша Сухарева померла…