Летучий корабль

— Да брось ты, Никита Иванович, — густо покраснел государь. — Уже спросила меня бабка твоя… был, не был… С одной али с двумя? Ну нешто я так на султана турецкого похож, что мне в постели одной бабы мало?! Ксюша была. С тем не спорю, вину свою признаю… Хотя какая на мне вина, ежели я царь?!

— Развратные действия по отношению к подчиненной, соблазнение рабочего персонала плюс склонение к сожительству особы, не отвечающей за свои действия по причине замедленного умственного развития, — популярно объяснил я.

— Блуд это… — веско добавила Яга, — разврат и прелюбодейство!

— А я — царь! — смущенно надулся Горох. Мы посмотрели на него такими осуждающими взглядами, что государь не выдержал. — Одна она была, одна! Вот те крест, участковый, что ни одну девицу Ксюша ко мне в покои не ввела! Нешто я бы такое дело не заметил? И тайник я при ней никогда не открывал, в сундук не лез, бумаги не показывал… непричастная она!

— Проверим… Что-то долго Митяя нет, а? Вот посмотрите пока один интересный документ. Это донос вашего думского работника, дьяка Груздева Филимона Митрофановича.

Царь бегло прочитал смятый-перемятый листок, прикрыл глаза, скрипнул зубами и тихо пообещал:

— На кол посажу доброжелателя! Будет знать, как ко мне под одеяло нос совать…

— Ну, это чрезмерно крутые меры… Надеюсь, вскорости его все-таки доставят и мы все выясним здесь же на месте.

В дверь постучали. Вошедшая охрана доложила мне, что в городе наметилось некоторое волнение. Якобы наш Митя, так и не найдя дьяка, обратился за посильной помощью к трудовому народу. Это, конечно, был очередной перебор, но у Гороха и без нас дел полно, держать его долго нельзя, а так «ценного свидетеля» стопроцентно найдут.

— Может быть, пока ждем, допросим кошачьего маньяка? — предложил я. — Возражений нет?

— Нет, — с ходу обрадовался государь. У него есть маленькая слабость: любит изображать опытного опера. — Зови давай! А тока что ж это за маньяк такой?

— Злыдень помешанный! — привстала Баба Яга. — Ночами по городу шастал да котам безвинным башки напрочь рубал! Стрельцы еремеевские его взяли… А то, мало ли, как кошек перебьет да за людей возьмется?

— Ух ты, хмырь какой… Сей же час поставить пред очи мои ясные! Не то гневаться изволю…

— Ребята! — крикнул я в окно. — Ведите задержанного из поруба.

Через пару минут нам доставили обмотанного толстой веревкой низкорослого типа в желтых кожаных штанах, такой же грубой рубахе, с длинными, до пояса, патлами и багрово-красным лицом с жиденькой бородкой и усами. Волосы скорее имели мутно-пегий цвет, ближе к левому уху торчали два пера, и для полного эффекта маньяку не хватало только боевой раскраски. Во рту аборигена торчал кляп.

— Это кто ж такой? — на всякий случай перекрестилась Баба Яга, отодвигаясь вместе с табуреткой.

— Очередной небритый Чингачгук! — Я обернулся к царю: — Вот уж чего не ожидал в вашем тихом Лукошкине… И много их тут таких по прериям бегает?

— Не язви, участковый… Сам такое чудо впервые вижу. Как ты его назвал?

— По внешности и костюму — натуральный индеец времен колонизации Америки. Не берусь определить наверняка, но, по-моему, он из гуронов. Или апачи… или сиу какой-нибудь… Я же тоже не этнографический справочник. Эй, парни! Кто его брал?

— Я! — Из двух стрельцов, стоявших позади задержанного, выдвинулся широкоплечий бородач слева. — Тока не один был, со мной Семен Мастырин и Федька Череда дозором шли. Глядим, вроде кто под забором ползет… Мы, значится, в засаду — и ждем. А энтот вот полз, полз да и затих… Лежит. Потом вроде посапывать начал. Ну, думаем, пьянь обычная, из кабака до дому на бровях бредет. И тут мимо, вдоль заборчика-то, кот идет. Величаво так, хвост задрал, ни на кого не смотрит… А этот гад вдруг как вскочит! Как за голову схватится! Да как заорет: «Не топай, Барсик, не топа-ай!» — и за топор… Ну а мы, как лезвие блеснувшее углядели, сразу коту злосчастному на выручку и бросились. Ужо повязали втроем! А топорик-то вот он, сберегли-подобрали, небось вещественное доказательство…

На стол перед нами лег обычный плотницкий инструмент, с широким обухом и коротким топорищем.

— Не томагавк, — отметил я в блокноте, — типичный русский топор. Из таких отставные военнослужащие обычно кашу варят. Ну что ж, спасибо за службу, орлы!

— Рады стараться, батюшка сыскной воевода! — гаркнули оба.

— А теперь вытащите молчаливому вождю кляп. Я хочу знать, как давно он ступил на тропу войны. Ваше величество, сколько помню, вы ведь у нас специалист в языках. Сможете перевести с индейского?

— Попробуем, — важно кивнул Горох, но как только пленник получил возможность говорить, он рухнул на колени и завопил на чистом русском:

— Смилуйся, царь-батюшка! Поклеп это и клевета! Не виновные мы, а все милиция зазря произвол чинит! Казнить их надо, всех до седьмого колена…