— Слушаюсь, — понятливо кивнул я и, достав из планшетки блокнот, пустился перечислять: — Итак, после обследования места преступления можно с уверенностью сказать: белый козлик не пропал и не потерялся, а был украден. Причем украден прямо из сундучка, где, собственно, и пасся. Серый волк уволок козленка, воспользовавшись не отмычкой, а ключом. Где он его раздобыл, если единственный экземпляр висит на шее у пастуха? Вопрос без ответа… Никаких подозреваемых на роль серого волка следствию пока выдвинуть не удалось. Версия о принадлежности к делу некой прекрасной пастушки не выдержала проверки фактами. За пределы Лукошкина белого козленка не вывозили, за этим тщательно следит таможня и стрельцы Еремеева.
— А кому это надо? Кто таких козлов вообще ищет? — громко поинтересовались слева.
— Конкретных заказчиков кражи козлика пока не отмечено. Определенные подвижки есть, но в интересах следствия пока не раскрываются.
— Дык… надо ли тады его искать?! Мастера-то не пропали, чай?
— Мастера не пропали? — переспросил я у Гороха, тот отрицательно покачал головой. — Граждане, мастера на месте, но они тоже люди, могут заболеть, забыть что-нибудь важное… А белый козлик — штука тонкая, одна деталь не так шестеренкой ляжет — все, хорони всего козла вместе с экипажем… Так что искать его надо, нельзя допустить, чтобы подобное домашнее животное попало в чужие руки.
— Да не пугаешь ли ты нас, участковый? Неужто мы без какого-то там козленка всем врагам спину показывать будем?! Не бывать тому!
— Это эмоции… Научно-технический прогресс можно замедлить, но нельзя остановить. Я лично не хочу, чтобы через полгодика, по весне, на Лукошкино свалилась мобильная эскадра белых козликов с боевым десантом на борту. Так шарахнут бомбами из-под козьего хвоста — мало не покажется!
— Тогда чего ж ты, лентяй, не ищешь?!
— Ищу! — возмутился я. — Прошло только два неполных дня! У меня все-таки милицейское отделение, а не цирк с фокусниками, я похищенных козликов из цилиндра не достаю… Как найду — сообщу!
— Не груби! — напомнил Горох. — Что скажете, бояре?
Высказывались долго. Общая суть сводилась к одному: «Гони ты его, государь, не будет добра от милиции, а покражу твою мы и сами уж как-нибудь отыщем! Зря, что ль, отцы и деды наши предкам твоим верой и правдой столько лет служили?! Ужо не оплошаем! Мудреное ли дело воров ловить? Боярство справится…»
— Быть по сему! — неожиданно для меня решил государь. — Ты, Никита Иванович, свое дело дальше продолжай, препятствий тебе чинить не буду. А вы, бояре мои верные, свое следствие ведите. Кто вперед мне козлика белого возвернет, тому и награда будет. Ну а ослушнику нерадивому — царский кнут!
На этом я покинул помещение боярской думы. Они там еще бушевали, совещались, решая, кому что поручить да кто где ищет, но меня это уже не касалось. Я спешил во двор, выспросив по дороге, где находится дворницкая. Оказалось, что прямо за теремом, небольшая пристройка. Сухаревы жили именно там. У дверей сидели на лавочке две старушки богомольного вида.
— Здравия желаю, гражданочки. Тело еще не выносили?
— Священника ждут, батюшка… — щербато улыбнулась одна, — да только ты туда не ходи, недоброе это дело на мертвеца смотреть.
— Дурной смертью он помер, батюшка, — в ответ на мой недоуменный взгляд подхватила другая. — Честных людей-то Господь к себе не так прибирает. Отравился он!
— Али повесился!
— Да ведь как есть потравленный лежит!
— И рожа-то синя-я-я, как у висельника!
— Так отравился или повесился? — строго переспросил я.
— Ну… дык… все ж едино, не своей смертью он помер, не Божьей волей преставился! — единодушно решили бабки, мгновенно прекращая спор.