Летучий корабль

Я безропотно достал из кармана мелочь и высыпал ему на лопатообразную ладонь что-то около рубля медью и серебром. Довольный вымогатель поклонился мне до земли и ретиво дунул назад, к царскому терему. Я же прошел в горницу к Яге, ожидая ее рассказа.

— Темное это дело, Никитушка… — Насупившаяся бабка без надобности вертела в руках деревянную ложку. — Прав ты был, не своею смертью дворник-то помер. Отравили его… И яд дюже сильный был, здоровому мужику и пары крошек хватило…

— Цианид! — осенило меня. — Нас учили, у него такой характерный миндальный запах.

— Он и есть. По-простецкому «синюшной потравой» кличут… Редкий яд, заморский, его в Лукошкине днем с огнем не сыщешь.

Значит, дворника все-таки убрали. Отравление цианидом вызывает мгновенную остановку сердца, для местных знахарей смерть вполне «естественная». Ну, прихватило слева у человека, раз… и помер. Дело житейское, упокой, Господи, раба твоего… и т. д. Но в нашем раскладе — всё хуже некуда. Если человека убивают, то сразу встают два основных вопроса: кто и за что?

— Как вы полагаете, кто его отравил?

— Ох, Никитушка, грех мне, — поежилась Яга, — а только думаю: это из его домашних кто-то. Яд дворнику в чашке с чаем дали. Чашку ту опосля и вымыть-то не удосужились, обтерли да на свое место вернули. Ну дак я по запаху-то все одно нашла…

— Неужели Ксения?!

— Сама себе не верю… Мыслимое ли дело, чтоб кровная дочь отца родимого зельем злым травила, жизни лишала?!

— Но вы пробовали с ней говорить?

— Сам пробуй, а у меня нервы не казенные, — вновь насупилась бабка. — Прав был батюшка ее покойный: до коровы небось и то быстрее доходит, чем до дуры этой стоеросовой! Я к ней и так и эдак — она все одно: «Тятенька взаправду помер?» — и все что в лоб, что по лбу! Слушай, ну о чем с ней Горох разговаривает?

— Да уж вряд ли о классической литературе или последних открытиях в области кибернетики… — криво улыбнулся я. — А что у нас по этому делу на предмет магии?

— Была она…

— В каком смысле?

— Вот вроде бы есть… чую… а распознать не могу! — еще больше нахмурилась Яга. — Крутится там что-то такое в воздухе, какое-то чародейство черное, но суть его уловить не получается… Я уж, грешным делом, когда покойника-то осматривала, проверила на предмет поросячьего хвостика… А ты нос-то не морщь! Али забыл, как нас шамаханы по три раза на день вокруг пальца водили?!

— Ну и? — скептически сощурился я.

— Ну и нет его… хвоста. Покойник подлинный, ядом травленный, чем тебе не результат экспертизы?

— Хотелось бы большего… Ладно, давайте устроим обеденный перерыв, а потом опять за дела.

Баба Яга согласно кивнула и бодро взялась за самовар. Я внимательно сверился с записями у себя в блокноте, попытавшись еще раз представить, кому же мог помешать дворник. Наша беседа с Николаем Степановичем носила скорее добрососедский характер, и вряд ли он сболтнул что-то очень важное, чего я даже не заметил… Зачем его надо было убивать? Неужели только за то, что он был вызван в милицию? В том, что эта смерть крепко связана с похищением царских чертежей, я не сомневался ни капли. Видимо, дворника убрали без повода, а так, на всякий случай. Единственным мостиком от дворницкой к царским покоям могла быть только его дочь, Ксения Сухарева. Однако она сама, по словам очевидцев, особым умом не блещет. Вот разве что кто-то стоит за ней? Тогда дворника могли убрать просто потому, что он знал окружение дочери… Я пометил себе: первым делом выяснить круг знакомых и друзей Ксении Сухаревой.

Когда все было готово и стол накрыт, заявился Еремеев. Яге он вроде бы нравился, хотя один раз ему пришлось арестовывать бабку и держать ее в порубе. Меж тем зла она не затаила и к обеду начальника стрелецкой сотни приглашала регулярно. После первого и второго, уже за чаем, Фома доложил последние новости:

— Вы тут, бабушка, насчет кошек зарубленных интерес имели… Так вот, не черные они. Ребята сказали: всяких мастей насмотрелися, а черных вроде и нет.

— Это хорошо или плохо? — уточнил я у Яги.

— Не знаю, не ведаю… — призадумалась она. — Только не по сердцу мне это, чую, не будет нам добра от маньяка энтого…

— Не волнуйтесь, бабушка, — важно кивнул Еремеев, — стрельцы мои дурня злодейского быстро изловят, уж тут вы с ним о кошках и побеседуете…

— А что там по поиску чертежей? — напомнил я.

— Ничего, сыскной воевода… Видать, воры знают, что мы на таможне ищем, вот и не лезут на рожон.

— Да, напомнил кстати, а кто из матерых «воров в законе» сейчас обретается у нас в Лукошкине?

— Смилуйся, Никита Иванович, да никого! Рази ежели б я его знал, так тут чаи распивал бы?! За воротник хватал бы преступника да к царю на правеж!

— Жаль… я бы хотел побеседовать с наиболее крупными «авторитетами». Есть пара вопросов и нужда в оперативной информации.

— Ну так… ежели такое дело… — Фома почесал в затылке и предложил: — А ты в трактир дальний сходи, на Кобылинском тракте. От города две версты в сторону Подберезовки, там к лесу, у развилки, он и стоит. Слава про него идет самая дурная, а вот с обыском заявиться все как-то руки не доходят… Может, вместе и проведаем?