«Повариха государева мясо свиное из кухни крадет бесчестно! Себе под юбку цельные окорока прячет, а стража и в ус не дует, думает — баба в теле… Конюх Агафон вчерась под вечер нетверез был. Не так, чтоб в стельку, но с кобылой целоваться лез. Слова ей говорил ласковые и ленты в гриву вплетал, а кобыла — государева, не след ей от всяких посторонних такие нескромные подарки принимать. А племянник хана Ямгурчея, что проездом у нас, цельную кружку чернил ореховых задарма выпил. И не отравился же, стервец… Мне-то не жалко, а только вещь казенная, канцелярская. Это что ж будет, ежели все чернила начнут лакать да промокашками закусывать? Стрельцы Федот Балабанов с Васькой Рыковым на щелчки в карты дулись бессовестно! Оно бы и ничего, да у Федота после игры шишкарь синий во весь лоб, а он при царе у дверей служит, значит, государю прямая обида и посрамление… Девка дворовая, нескладная Ксюха, дочь дворникова, из Гороховых палат так и не вылазит, стерва бесстыжая! Срамотит царя нашего перед державами. Мало того, что сама лазит, так намедни еще и подругу с собой прихватила… Ведь загубят здоровье государя-батюшки, мыслимое ли дело — двух девок на одного мужика бросать?!»
Ну и так далее, в том же духе. У нас в отделении подобных доносов скопилось уже штук двенадцать. Если всем давать ход, по стране тюрем не хватит. Надо что-то придумать с этим делом, иначе он нас так и будет кляузами заваливать. Я скомкал листок и через всю кухню отправил в угол. Там у печки обычно спал бабкин кот, иногда ему нравится вспоминать детство и гонять по полу шуршащий комок бумаги…
— Никитушка, глянь в окно, вроде пришел кто?
— Стрельцы вернулись, — приподнявшись, оповестил я, — тащат за воротник какого-то забулдыгу интеллигентного вида. Судя по всему, это и есть наш искомый работник метлы.
— Ну, тогда ты сядь, так посолиднее будет. А подозреваемого я сама к тебе приглашу.
— Бабуль, он пока не подозреваемый, а так… возможный свидетель или хотя бы информатор. Не пугайте человека раньше времени…
Все зря, Яга уже выскочила в сени, на кого-то наорала, кого-то позвала, и царский дворник с поясным поклоном вошел в горницу. Был он низкоросл, на вид лет пятидесяти, одет скромно, но чисто, а лысой головой и клинообразной бородкой с усами так напоминал вождя мирового пролетариата, что я невольно привстал…
— Добрый вечер, господин участковый. Вызывали?
— И вам добрый вечер, вызывал, присаживайтесь. — Я указал на большую лавку по другую сторону стола. — А-а… простите, у вас в родственниках Ульянова-Ленина случайно не было?
— Никак нет, — чуть удивился он. — Сухаревы мы, зовут Николаем, по батюшке Степанович. Вы, видимо, меня с кем-то спутали?
— Да, извините… В прошлом крупном деле у нас поименно были сплошные знаменитости. Но я отвлекся… Николай Степанович, давайте поговорим о вашей дочери.
— О Ксении?
— Как вы догадались?
— Ну, это несложно, — несколько виновато улыбнулся дворник. — После того интереса, который к ней проявляет наш государь, все вокруг только и говорят о Ксюше. Что вам угодно услышать?
— Все, но сжато.
— Ксения — моя четвертая дочь, после ее рождения наша матушка, царство ей небесное, заболела и покинула нас. Троих старшеньких я сумел выдать замуж, две с семьями живут в Лукошкине, одна переехала в село Куличное. Особенным воспитанием Ксюши я, признаться, не утруждался… Во-первых, работа занимает массу времени, а во-вторых, она, честно говоря, несколько… туповата. Замедленное умственное развитие, так сказать…
— Ага, следовательно, царь приблизил ее ко двору никак не за уровень интеллекта? — уточнил я.
— Увы, кому что дано… Девочка пошла сложением в мать, у покойницы была античная фигура, а это в большинстве случаев с лихвой компенсирует все прочие недостатки. Возможно, вы осуждаете меня как отца… я так спокойно обо всем говорю… Но, зная нашего государя, я, по крайней мере, могу быть уверен, что ее ожидает безбедное существование…
— Да вы философ! — присвистнул я, дворник мне явно нравился. — Сколько живу в Лукошкине и не подозревал, что встречу такого образованного человека. Где вы учились? Ведь не в церковно-приходской…
— Нет, в свое время закончил университет в Сорбонне. Имею звание бакалавра. Правда, без отличия, потому что прибыл вольнослушателем из дикой снежной России. Нас там почему-то недолюбливают. — Николай Степанович потеребил бородку, в его глазах на мгновение блеснули образы далекой Франции. — Потом вернулся, женился, ну и как-то незаметно оброс бытом: дом, дети, постоянная борьба за кусок хлеба… Так скатился до дворника, в каковом положении и пребываю по сей день.
— М-м-да — типичная судьба всех питерских интеллигентов… Мы вернемся к этому позднее, — пообещал я, поймав укоризненный взгляд Яги. — Скажите, а насколько высоки понятия нравственных ценностей вашей дочери?
— Вы смеетесь? — не понял он.
— Нет, нет… и меньше всего хочу вас обидеть! Но мне надо знать, способна ли она, например, на кражу?