…и волна выбросила его на берег, и схлынула, оставив у кромки прибоя недвижное тело, и накатила опять, и снова схлынула… Лицо его облепил песок, песок хрустел на зубах — он застонал, закашлялся, давясь соленой водой пополам с кровью, с трудом приподнялся, не ощущая своего тела, не ощущая ничего — он стоял на коленях, раскинув руки, запрокинув мертвое лицо к мертвому сияющему небу, ловя сухими губами соленый густой воздух, и не было ничего — только песок, и равнодушно набегающие на берег волны, и равнодушное жгучее солнце в ровной празднично-яркой лазури — не стало мира, не стало времени, и прошли минуты, или часы, или годы — а потом он снова рухнул ничком, ткнувшись лицом в песок, зарываясь в него сведенными судорогой пальцами, и песок впитывал жгущие бессильные слезы его, как морскую воду…
Так они и нашли его — лежащим у кромки прибоя. И только двое, Эрион и Еретик, решились подойти — не сразу, медленно, словно бы нерешительно, и Элвир стоял в стороне, кусая губы, смотрел с беспомощным ужасом, но не смел — не мог, не должен был — приблизиться. Двое подняли его — он повиновался, но руки его легли им на плечи мертвой тяжестью, и голова бессильно упала на грудь — они вели его, как пьяного, а он не понимал, что с ним делают, не знал, как довезли его до черного замка, не помнил, как привели его в башню, кто уложил его — не помнил ничего, так и лежал в изорванной, заскорузлой от крови и морской соли одежде, и больше никто не мог коснуться его — лежал, вытянувшись, глядя куда-то вверх пустыми глазами в безмолвии, в неподвижности — как мертвец, приготовленный к погребению.
Через несколько дней Хэлкар снова исчез. Но те, что отправились следом, уже знали, где его искать.
Он сидел на берегу у кромки прибоя, застыв в безжизненной неподвижности, и все смотрел в море, вглядываясь до рези в глазах, смотрел, смотрел…
Его увели.
Он вернулся снова.
И снова.
И снова.
Словно надеялся, что хоть что-то вернет ему море — прощальным даром Нуменорэ.
Никто не пытался отговаривать его — даже и просто заговорить с ним никто не решался. Больше не было ничего — ни чувств, ни мыслей, ни даже боли. Пустота. И пустыми глазами мертвеца он смотрел и смотрел на лениво колышущиеся волны: только эта единственная навязчивая мысль гнала его на берег — может быть, хоть что-то…
И он возвращался.
Снова и снова.
И снова…
Пусть кто угодно говорит, что я ненавидел Нуменорэ, что я предатель, что воевал против своего народа, что мстил за позор и забвение — мне все равно. Уже все равно. Пусть говорят.
Это неправда.
Неправда.
Послушай… пожалуйста, послушай…
Я любил Нуменорэ.
Ирисная низина
Нинглор — золотые слезы. Нинглор — золотые цветы ирисов. Яркие, как солнце летнего полдня — но радости нет в долине Сир Нинглор, в Ирисных Низинах по берегам реки Золотых Слез.
Дети не приходят собирать золотые цветы — бывает так, что отсюда не возвращаются, и не узнать, что стало с пропавшими — молчат холодные воды Сир Нинглор, болотистые берега не хранят следов. Затянула ли топь, выпила ли жизнь ледяная река, духи ли зачаровали колдовской пляской, заманили в горы, или убили пещерные твари — не знает никто.
И верят люди: золотые ирисы — это души тех, кто не вернулся с берегов Сир Нинглор. За века — сколько было их? Золотым ковром раскинулись по обе стороны речного потока поля ирисов, и красноватые острые листья их похожи на плохо отмытые от крови клинки.
Нинглор — золотые слезы. Нинглор — золотые цветы ирисов. Бедны здешние земли, бедны и люди, живущие в них, но не найдется смельчаков, что согласились бы вымывать золотые крупицы из белых песков Сир Нинглор: река стережет свои сокровища. Люди говорят — проклято золото Сир Нинглор, и на отливающих красным комочках его — стылая кровь.
И еще говорят — ночами нет места страшнее, чем Ирисные Низины. В Лоэг Нинглорон бродят в безлунные ночи призраки с бескровными лицами и горящими глазами и пьют кровь тех, кто смеет прийти сюда. Горе одинокому путнику, если ночь застигнет его в Ирисных Низинах…
Быть может, все это лишь поверья темных, неграмотных людей, сказки, смешные для сынов Нуменорэ. Кого бояться двум сотням лучших рыцарей нового короля Арнора? Никто не согласился бы сопровождать их через Лоэг Нинглорон — но им и не нужен был проводник.
Позади — победа, впереди — слава; Враг повержен, воинство его — сухие листья на ветру…
Им нечего было бояться.
На исходе был тридцатый день похода. Через несколько дней новый верховный король Верных вступит в свои северные владения. Они разбили лагерь неподалеку от того места, где Сир Нинглор впадает в Великую Реку. Недавний дождь размыл берега; переправу придется искать выше по течению Андуина. Но это будет завтра. На сегодня переход закончен, и солдаты разводят костры. Сухого дерева здесь не найти, и порывистый ветер Йаванниэ скорее мешает, чем помогает раздувать пламя.
Однако день выдался на удивление теплым; лес вдалеке похож на золотые низкие облака, а закатное солнце первого месяца йавиэ, тонущее в золотом и алом, приятно согревает усталое тело.